На фронте будут воевать роботы, это не "Терминатор", но суть та же — боевой командир о Гуляйполе и наступление россиян

Наземные роботизированные комплексы продолжают быстро развиваться на фронте. В одной из рот за последние недели НРК эвакуировали 30 раненых бойцов. Это результат, который год назад казался нереальным.

"Телеграф" пообщался с Сергеем Волковым, и.о. командира роты НРК 110-й отдельной механизированной бригады имени генерала-хорунжого Марка Безручко, о том, преобладают ли украинские НРК над российскими технологиями и что происходит на стыке Запорожской и Днепропетровской областей, где россияне пытаются прорваться.

"Классическая эвакуация почти перестала существовать"

— Как быстро НРК становится основным инструментом эвакуации на фронте?

— Следует начать с того, что "медицинской эвакуации" последних пару лет практически нет. В начале полномасштабной войны все держалось на энтузиазме экипажей эвакуации. Однако медевак регулярно попадал под огонь, эвакуационные группы несли большие потери, и этот ресурс иссяк.

Достаточно взглянуть на количество пропавших без вести. Многие герои остаются в этом статусе именно потому, что не было возможности эвакуировать ни раненых, ни погибших.

Сегодня на линии столкновения ситуация критическая. Особенно в окружении – типичной тактики россиян. Тогда населенные пункты блокируются, а логистика сужается к "горлышку". Сначала отдаленные позиции держатся, но впоследствии обеспечить эвакуацию становится почти невозможно.

За последние месяцы стремительно разворачивается компонента НРК. Речь идет не только об эвакуации, но и полноценном обеспечении переднего края.

Если мы доставляем на позиции боекомплект, еду и необходимое, ребята удерживают позиции даже в окружении. Это серьезное усиление первой линии фронта. Можно сражаться и не отходить, даже когда сложно с ротациями. Средства НРК в вопросах обеспечения проявили себя отлично. Ежедневно наша рота получает настоящие, хоть и скромные благодарности от высшего руководства.

Иногда ради работы приходится выходить под обстрел

— Эвакуация раненого или доставка грузов на роботах тоже сложная задача? Какие самые большие вызовы?

— Большинство операций проводим ночью. Сейчас темная пора длится по 12 часов, и это несомненно влияет на работу. Наземные роботизированные машины работают не так быстро, как дроны. Обычно мы двигаемся 3-10 км/ч, фактически ползем. Поэтому миссии могут продолжаться с вечера до утра или наоборот.

Работа идет независимо от времени года. Осень очень усложняет работу из-за постоянной мороки, осадков и раскисшей почвы, в которой регулярно застреваем.

Зимой другая проблема – маскировка. Борты нагреваются, а вокруг холодно, поэтому возникает контраст, отчетливо выделяющийся для противника.

При планировании сделки мы учитываем все эти факторы и нашу способность. Сначала работали тем, что предоставляли ВСУ, но быстро поняли, что этого недостаточно. Тогда мастерская получила задачу максимально защитить борт. Появились бронирование НРК, защита типа "мангалов", термоизоляция, тепловизионная маскировка и РЭБ на платформах.

Если робот уничтожен вместе с боекомплектом или провизией, это неприятно, но не критично. Ресурсы можно найти и выполнить задание позже. С эвакуацией раненого совсем другое дело. Если борт попадает под обстрел и миссия срывается, эту задачу уже не перенесешь на потом.

— Иногда ребята под обстрелами ремонтируют робота, может, банально отсоединяется связь. Как это опасно? Не теряет ли НРК свое главное преимущество – защита людей?

— Это хороший вопрос. Буквально несколько дней назад я лично выходил в поле с целью спасти борта. Задача была со "звездочкой" из-за сложности выполнения и ограниченного ресурса.

Я понимал, что если потерять борт, новый будет не скоро. Его модернизация – это огромный временной лаг, а ребятам уже сейчас нужно закрывать задачи и снабжать передний край.

Всё зависит от обстановки и конкретной ситуации. Если есть возможность, стараемся эвакуировать борта поближе к тылу другими средствами НРК. Если бортик застрял в фортификациях или запутался так, что его невозможно вытащить, иногда приходится делать это вручную.

Однако, после анализа боевой обстановки, если речь идет о переднем крае и есть риск, что техника достанется врагу, лучше ее уничтожить.

Будущий фронт может проходить там, где стоит робот с турелью

— Чьи наземные роботизированные комплексы технологически более совершенны и эффективны в боевых действиях – украинские или российские?

— Важно понимать, что к вооруженному врагу нужно относиться без недооценки. Они тоже двигаются и активно развиваются, в частности, в беспилотном компоненте. По отдельным позициям мы действительно проигрываем.

Например, в некоторых сегментах БПЛА, как Middle Strike, противник применяет эти средства активнее нас. В то же время , по определенным параметрам беспилотников преимущество на нашей стороне.

Если говорить о НРК, они активно развиваются с обеих сторон. Сейчас мы более креативны. Так было и так есть: мы креативны на старте и в условиях ограниченного ресурса. Наша бедность вынуждает находить нестандартные решения.

Россияне сильнее в стандартизации решений и их масштабировании на промышленном уровне. Например, они наладили фактически штамповку БПЛА.

— Что будет, когда обе стороны начнут массово использовать наземные роботы? Как изменится стратегия войны?

— Будут воевать роботы, и мы их будем уничтожать. Собственно, они уже воюют. То, что еще вчера было кино, сегодня стало реальностью.

Да, это не "Робокоп" или "Терминатор" в классическом понимании. Это другая форма, но суть та же. В то же время, нужно понимать, что даже сейчас для роботов нужны люди.

Роботы не заменяют людей полностью. Напротив, для их эффективной работы требуется большое количество подготовленных специалистов.

— То есть, НРК не смогут полностью заменить традиционную пехотную логистику?

— Это один из тех вопросов, на которые нет прямого ответа. Подобно тому: когда закончится война?

Наша задача сейчас сделать все, чтобы беспилотная компонента могла заменять людей. Очевидно, что в количественном плане пехоты мы значительно уступаем противнику, и по многим характеристикам ситуация похожа.

В конце августа я приступил к помощи подразделения и сейчас исполняю обязанности командира роты. Тогда же я коммуникировал с комбригом и аргументировал, почему беспилотную компоненту следует активно масштабировать в 110-й бригаде. Пополнение минимальное, мотивация людей не всегда высока, мобилизационные процессы ограничены, но потенциал еще есть.

Этот потенциал нужно направлять в беспилотный компонент, чтобы НРК и БПЛА могли эффективно сдерживать врага. Для этого необходимо держать беспилотный компонент в приоритете, насыщать его людьми и ресурсами, отрабатывать интеграцию сил и средств, а также получать поддержку от высшего руководства.

Сейчас мы видим успешные огневые поражения средствами НРК. Это еще не полноценная система, но мы двигаемся в этом направлении. Да, это дороже и сложнее, технику будут уничтожать, но это позволит сохранить жизнь наших людей.

Возможно, когда-то линия фронта будет определяться не переднепехотной позицией, а действующей позицией беспилотника или НРК с турелью.

Пользуясь случаем, хочу пригласить людей, которые хотят руководить роботами. Если вы служите в другом подразделении и хотите перейти к нам – мы открыты этому и сможем доучить.

Если есть желания и базовые навыки, то примерно через две недели мы подготовим человека к работе.

Если же речь идет о подготовке с нуля, то сначала БЗИН, затем профессиональная подготовка, и только после этого приходите к нам. В таком случае это занимает минимум два-два с половиной месяца.

Россияне вклинились в стык областей, но расширить прорыв не могут

— В конце сентября вы писали, что враг хочет вклиниться в стык Запорожской и Днепропетровской областей. Какова ситуация по состоянию на декабрь?

— Россияне уже вклинились в этот стык и пытаются расширять свой успех, но пока им это не удается. По крайней мере, на нашем участке [в Запорожской области] они больше сосредотачиваются на направлении Гуляйполя.

Российский полк, который мы уничтожили, уже снова успел зайти и выйти. В общем, у них есть возможность постоянно пополнять резервы. Через месяц-полтора они набирают новое пополнение, проводят согласия и снова заводят сюда.

В то же время, наша рота НРК и смежники как зашли в сентябре, так и стоим до сих пор. Однако нужно быть честными – мы тоже несем потери. Здесь нет никакого шапкозаброса. Это нереально тяжело.

Те позиции, на которые мы заезжали первыми НРК, уже давно стали точками накопления врага. Противник действительно продвинулся, но если считать цену, пусть квадратные километры на количество личного состава, это очень высокая цена за каждый метр. А мы здесь стоим и продолжаем работать.

— Ваша рота НРК много обслуживает артиллерию. Как изменилась ее роль с началом осени?

— Начались аномальные туманы. Они ограничивают возможности камер и оптики для наблюдения и нанесения поражений. Если раньше было определенное преимущество или хотя бы паритет в беспилотном компоненте, то при таких условиях он фактически нивелируется с обеих сторон, ведь наблюдать просто невозможно.

В этой ситуации артиллерия играет очень важную роль. Есть предварительное понимание возможных направлений движения, маршрутов, зон форсирования и именно по ним наносится огневое поражение. Поэтому артиллерия сейчас – это настоящие "топчики".

Все разговоры о том, что война стала чисто дроновой и артиллерия больше не нужна, ошибочны. Война представляет собой оркестр, в котором требуется целый комплекс инструментов. Сейчас этот комплекс снова отчетливо проявляется, в частности, в наземном компоненте.

Возможно, это не выглядит как нечто мега-вау, но артиллерия является важнейшей основой, своеобразным фундаментом для всего этого оркестра. По крайней мере на данном этапе, чтобы он вообще мог стоять и функционировать.

— По вашим словам, роботизированные комплексы значительно безопаснее и дешевле бронетехники. Но как вы оцениваете экономическую эффективность НРК сейчас? Окупаются ли они?

— Для такой аналитики у меня нет входных данных: статистики потерь, количества поражений, успешных миссий по бронетехнике и средствам НРК. Однако то, что эта система гораздо более децентрализована, это факт. Соответственно, для врага она более сложна.

Если сравнивать, танк стоит около 10 миллионов долларов, а НРК стоит 25 тысяч. Это разные уровни воздействия и совсем другая тактика применения. Но есть принципиальная тенденция. На начальных этапах развития любой беспилотной компоненты потери всегда воспринимаются очень болезненно.

Помните времена АТО, когда появились первые "Фантомы"? Их боялись терять из-за ограниченного ресурса, мол старший начальник разорвет, а волонтеры могут больше не привезти. Потом так же боялись терять "мавики", потом FPV и крылатые БПЛА.

Впоследствии парадигма сменилась и главной задачей стало наносить поражение, а не держаться за каждый борт. Однако на этапе становления каждого направления было сложно. Любая потеря борта, безусловно, имеет конкретные последствия: списание, бюрократия и ответственность за имущество, которое стоит недешево.

Всё зависит от подхода. В нашем подразделении философия такова, что к потерям бортов относимся адекватно и нет автоматических наказаний. В то же время, подход должен быть разумным. После каждой операции производится анализ и разбираются ошибки. Если миссия неудачна по вине оператора или штурмана, это прорабатывается, но стоимость техники никто не вешает на экипаж.

Это оказывает непосредственное влияние на развитие компоненты и экономическую оценку. На начальных этапах потерь всегда больше, пока система встает на ноги.

Применение бронированных машин с пулеметами существует более 50 лет. Это отработанная тактика, но она несет потери. В то же время, там есть люди, которых долго учат, а потеря личного состава является трагедией для семей и серьезным ослаблением наших сил.

Поэтому вопрос даже не в том, как считать, а в том, что ответ очевиден. Нужно дать время и направить специалистов и ресурсы на развитие беспилотных компонентов. Тогда можно будет корректно анализировать, что экономически выгоднее и целесообразнее.