Уклонистам нужно усложнить жизнь: Вениславский о мобилизации, блокировании счетов и завершении войны в 2025-м

В конце 2025 года Украина оказалась в сложнейшей ситуации: на внешнем контуре государство испытывает ощутимое давление США, внутриполитический трек обременен коррупционными скандалами, а боевые действия и ракетный террор РФ не прекращаются.

Учитывая такие не самые лучшие "карты", остается ли у нас еще внутренний ресурс устойчивости? Что будет с мобилизацией? И когда же, наконец, завершится война? На эти и другие вопросы в интервью "Телеграфу" ответил нардеп от фракции "Слуга народа", член комитета ВР по нацбезопасности и обороне Федор Вениславский.

"ТЦК не могут задерживать, но человеческий фактор…"

– Федор, недавно в интервью ваш коллега из комитета Сергей Рахманин сравнивал мобилизацию "горячим картофелем", который все перебрасывают, и никто не хочет брать ответственность. Итак, назовите конкретные фамилии, кто у нас в стране отвечает за мобилизацию?

– Говорить о конкретных фамилиях достаточно сложно. У нас есть система ТЦК и СП, входящая в состав командования Сухопутных войск ВСУ. То есть Генштаб, командование Сухопутных сил – это те субъекты, непосредственно занимающиеся мобилизацией.

Но нужно упомянуть закон "О мобилизационной подготовке и мобилизации". К мобилизационным процессам в условиях войны привлекается очень широкий круг субъектов: органы государственной власти, местного самоуправления, предприятия, учреждения, организации, органы социальной защиты, медицинские учреждения и так далее. То есть целый ряд субъектов. И учитывая сенситивность этого вопроса, очень часто те субъекты, которые должны способствовать проведению мобилизации, оповещать граждан, они просто уклоняются. Далеко не все, кто должен заниматься вопросами мобилизации, хотят и желают приобщаться к этим процессам.

В наследство из довоенной Украины от мобилизационных процессов СССР мы получили систему военного учета с большими пробелами: бумажная система была частично потеряна, а электронная не была введена. Но мы переводим все в цифру, и сегодня эти процессы на 80-90% выглядят уже оцифрованно.

– Не снимая правовой ответственности с нарушителей мобилизационного законодательства, тем не менее, когда мы видим в соцсетях все эти видео, когда людей задерживают именно военные, а не полиция. По вашей оценке, это вне системы права?

– Если у представителей ТЦК и СП есть информация, что есть военнообязанный, который избегает военного учета, не выполняет свои обязательства, то мы предоставили ТЦК право, в том числе, уведомлять о необходимости прибыть в ТЦК. Вместе с работниками ТЦК представители полиции должны быть. Бесспорно, мы осознаем, что органы ТЦК не наделены полномочиями задерживать лицо за совершение какого-либо административного или уголовного правонарушения. Но государство в состоянии войны. Поэтому порой человеческий фактор накладывает отпечаток. И на эти факты комитет, Минобороны, Генштаб всегда четко реагируют, чтобы минимизировать какие-либо нарушения законодательства при уведомлении граждан.

– Оповещение, но не задержание.

– Задержание происходит, если есть основания и лицо совершает какие-либо правонарушения. Это полномочия Нацполиции.

– А как защититься в правовом поле, когда людей задерживают именно военные, а не полиция? То есть происходит так называемая "бусификация".

– Любые неправомерные действия граждане Украины имеют право обжаловать либо в суде, либо у руководства. Но опять же, надо понимать, что когда мы говорим о этих всех случаях, когда идет, как вы говорите, "бусификация" и работники ТЦК как будто действуют без полиции, то это не значит, что полиции не было рядом. Россияне и некоторые наши граждане используют видеофиксацию таких случаев как информационную составляющую противодействия мобилизационным мероприятиям. Мы не уверены на 100%, что вместе с представителями ТЦК не было полиции. Просто ее не сняли, а сфотографировали только военных в форме, чтобы обострить ситуацию. Я лично много езжу по территории Украины, и когда вижу мероприятия по оповещению, то, наверное, ни разу не наблюдал, чтобы полиция не присутствовала.

Но, человеческий фактор, как я уже сказал, неизбежен: нарушения, эмоции. Иногда те, кто не хочет служить, а должны исполнять свой долг, сознательно провоцируют конфликтную ситуацию. Снимают, а затем это выбрасывается [в соцсетях], как массовое явление. Мы в комитете получаем статистику по Генштабу. Приблизительно 90-95% [мобилизационных мероприятий] происходит бесконфликтно. И только 5% происходят в форме противостояния, эмоционального конфликта. Это попадает на видео, тиражируется и создается впечатление, что мобилизация имеет сплошные нарушения. Мобилизация не имеет сплошных нарушений. Но проблемы есть.

"Депутаты хотят, чтобы мы были государством уклонистов"

– Вы говорите о защите прав в суде. А омбудсмен, к примеру, жаловался, что его не пускают в помещение ТЦК. А вообще туда кто-нибудь может попасть? Полиция?

– Уполномоченный ВР по правам человека, его представители могут беспрепятственно посещать любые предприятия, учреждения, организации, в том числе, воинские части с целью контроля, нарушаются ли права человека.

Так же Нацполиция. Если у нее есть информация о каком-либо правонарушении, преступлении, то она на это должна реагировать. Независимо от того, где совершено правонарушение.

– Но от практикующих адвокатов мы слышим, что даже полицию не пускают в помещение ТЦК, ссылаясь на то, что это режимный объект.

– Если есть информация о совершении правонарушения, то никаких препятствий в законных действиях полиции в принципе быть не может. Режимный или не режимный объект… Если имеется информация о преступлении, то здесь не может быть никаких препятствий. Я не думаю, что представители ТЦК, прикрываясь режимностью объекта, не разрешают полиции зайти и зафиксировать наличие или отсутствие правонарушения.

– Весной появилось довольно интересное решение Верховного Суда , где было признано, что нарушение процедуры призыва не является основанием для увольнения с военной службы и отмены решения о мобилизации. И все же, неправовое задержание создает правовые последствия мобилизации?

– Здесь очень сложно вообще говорить о том, что значит "неправовое задержание". Следует помнить первопричину этих конфликтных ситуаций. Есть конституционная обязанность, закон о воинской обязанности, военная служба, закон о мобилизационной подготовке и мобилизации. Что первично? То, что человек не выполняет свой долг, не появляется в ТЦК и его задержали? Или, пользуясь тем, что с точки зрения человека, было нарушение, он может не выполнять свой конституционный долг? Безусловно, должна быть приоритетом защита государства.

Почему у нас проблема с мобилизацией и СЗЧ? Потому что, к большому сожалению, не всегда правоохранительная и судебная система реагирует, в соответствии с теми угрозами, которые есть в государстве. Когда люди видят, что можно каким-то образом не выполнить свою конституционную обязанность, и потом это превратить в достаточно длительную судебную, правоохранительную или иную волокиту, то, наверное, те, кто боятся за свою жизнь, здоровье, выбирают путь именно такой – процессуальный.

– Но не считаете ли вы, что в стране действует так называемое альтернативное право. Об этом говорят адвокаты. Например, розыск ТЦК, когда по админделу не может быть розысков. Доставка в ТЦК, когда нет постановления следователя, суда. Может быть, стоило бы это упорядочить?

– Я думаю, что существующее законодательство позволяет выполнять мероприятия по мобилизации, которые обеспечат доставку тех, кто не хочет, но обязан служить.

Нужно ли что-либо менять? Нужно. Но, учитывая чувствительность вопроса, как правило, в парламенте не хватает голосов для того, чтобы поддержать более жесткую реакцию на действия уклоняющихся от воинского долга. Многие наши коллеги хотят, чтобы государство оставалось государством уклонистов, а не граждан, которые способны защищать свою Родину.

– Что, по вашему мнению, нужно усовершенствовать в законодательстве?

– Наверное, нужно таким образом построить законодательное регулирование, чтобы уклонисты имели достаточно большие негативные последствия того, что они не выполняют свой конституционный долг.

– Например?

– Как и предлагалось с самого начала в законопроекте: если человек самовольно покинул воинскую часть, или не явился в ТЦК, то для него должны наступать определенные негативные последствия, осложняющие его жизнь: [запрет] вождения автомобиля, блокирование счетов. Когда человек не платит коммунальные услуги, имея деньги, облэнерго обращается в очень упрощенном порядке в суд, и средства человека сразу на всех счетах блокируются. И пока человек не заплатит штраф (иногда очень "смешной"), он не может воспользоваться своими платежными средствами. А когда человек не выполняет свою конституционную обязанность, таких простых механизмов реагирования не существует. Поэтому над этим мы работаем. Но далеко не все коллеги готовы включаться и поддерживать подобные инициативы.

– Какие вообще сейчас темпы мобилизации? Ранее озвучивались подсчеты, что это 30 тысяч человек в месяц. Эти цифры сейчас актуальны?

– Плюс-минус цифра стабильна за последние полтора года: примерно 30 тысяч граждан Украины мы ежемесячно мобилизуем. Здесь нет резких колебаний.

Об изменении мобилизационного возраста

– Раньше я общался с вашими коллегами из комитета по мобилизации женщин отдельных специальностей . Рассматривается ли этот вопрос в каком-нибудь формате? Может быть, на будущее?

– На сегодняшний день в комитете нет ни одного законопроекта, направленного на принудительную мобилизацию женщин. В этом плане ничего не меняется, и я не думаю, что в ближайшее время что-то будет меняться.

Но нам нужно смотреть на послевоенную ситуацию, когда мы должны готовить весь наш народ к сопротивлению. Должны быть готовы, что рано или поздно у РФ снова может возникнуть желание напасть на Украину. Поэтому после войны, когда будет заключен мирный договор (в том или ином формате), мы должны думать, как все население привлечь к национальному сопротивлению, военной подготовке. Поэтому я думаю, что в будущем и женщины, и мужчины должны быть готовы к защите Отечества.

– Ваш коллега Роман Костенко заявлял, что около 80% призывников убегают из центров подготовки и уходят в СЗЧ. Таким образом, количество людей в СЗЧ может сравниться с количеством людей в армии. И что делать в таком случае? Места за решеткой всем не хватит.

– Мы в закрытом режиме получаем информацию о реальном количестве СЗЧ. Это количество точно не такое, которое циркулирует в СМИ, а в разы меньше. Речь идет о количестве уголовных производств. А уголовные производства ведутся и тогда, когда человек уже вернулся из СЗЧ и выполняет свои боевые задачи. Поэтому нет линейной зависимости от количества уголовных производств и количества граждан в СЗЧ. По поводу того, что 80% мобилизованных сбегают… У меня такой информации точно нет.

– Есть ли статистика, какие реальные наказания за СЗЧ назначают суды? Реальные сроки заключения, или все же, в большинстве, это условные сроки?

– Суды наши очень творчески, мягко говоря, подходят к оценке тех или иных действий и не всегда привлекают таких лиц к ответственности. Поэтому здесь есть комплексная проблема, связанная с эффективностью выполнения полномочий правоохранительными органами, которые должны обеспечить розыск лиц, совершивших СЗЧ. Не секрет, что, например, когда в том или ином населенном пункте есть информация о наличии там совершивших СЗЧ граждан, то когда приезжают правоохранительные органы вместе с представителями ТЦК или воинских частей, странным образом все растворяются и никого найти невозможно. Наверное, кто-то предупреждает.

– Вы были одним из авторов законопроекта о разрешении на выезд 22-летних мужчин. Приняли не законопроект, а постановление Кабмина. Тем не менее, сейчас звучат шокирующие цифры, мол около 100 тысяч ребят этой категории уже уехали из Украины, пользуясь разрешением. Итак, это была ошибка?

– Не могу сказать, что это была ошибка. У меня нет статистики, сколько людей уехало. Но здесь нужно понимать, что те, кто хотел покинуть территорию Украины, искали противозаконные, нелегальные способы. И здесь вопрос был, наверное, о миллионах или даже сотнях миллионов долларов теневого коррупционного оборота. Поэтому это постановление и разрешение молодым людям выезжать за границу, целью было минимизировать коррупционные проявления. А когда есть спрос, то найдется и предложение.

Предоставив такую возможность [выезда за границу], мы решили вопрос и на будущее. Война точно закончится в какой-то не очень долгосрочной перспективе. Я в этом уверен. Или в этом году, или в следующем. И нам нужно государство восстанавливать. И те люди, которые получают образование за границей, все равно вернутся. И молодые люди мужского пола тоже вернутся, как только наступит мир.

И надо понимать, что ребята от 18 до 22 лет еще в течение следующих трех лет не могут быть призваны на военную службу во время мобилизации. Нужно ли было им разрешить уезжать или не нужно? Ну, если они не могут быть призваны по мобилизации, а к понижению мобилизационного возраста у нас точно нет политической воли (ни у президента, ни у парламента), то зачем людей ограничивать? Например, в возможности получать образование или же другим образом себя реализовать за границей, а после войны они вернуться.

Острые вопросы президенту

– Давайте о политике. Вы подписывались под заявлением Никиты Потураева о создании "коалиции национальной стойкости"?

– Нет.

– Почему?

– Он мне продемонстрировал свое это заявление. Я ему откровенно сказал, что я считаю, что поскольку у нас должна была быть встреча с президентом, то перед этой встречей опубликовать такое заявление это не совсем правильно. Потому что мы ограничиваем формат диалога определенной рамкой, которую мы навязываем. Поэтому я это заявление не подписывал. И пока мы не решим внешнеполитический вопрос с этим мирным договором и теми пунктами, которые очень сенситивны для Украины, какие-то внутриполитические вопросы точно не актуальны.

– Потом эта встреча президента с фракцией, о которой вы говорите, состоялась. Многие нардепы из фракции писали, что они остались недовольны. Что было на этой встрече?

– Состоялся откровенный разговор, ставились острые вопросы, но главное, что на тот момент президент уже получил этот ультиматум в виде мирного плана. И всем было очевидно, что приоритеты угроз внешних должны стоять выше, чем любые внутриполитические вопросы.

– Но ведь это заявление Потураева, в какой-то степени стало ответом на возмущение людей после коррупционного скандала. Какие вы видите механизмы возобновления доверия к власти? Новое правительство, пересборка коалиции?

– Когда мы имеем смешанную форму правления, то президент и парламент несут ответственность за формирование правительства. При этом центр тяжести смещается в сторону парламента. В то же время мы имеем пропрезидентское большинство, которое стало большинством, по большому счету, потому, что депутаты шли под брендом Зеленского. И мы получили ситуацию, когда пропрезидентское большинство поддерживает пропрезидентские инициативы. Поэтому центр принятия решений сместился в сторону президента. Но за это время, особенно в последние годы, стало очевидно, что парламент должен возвращать себе большую субъектность. И не всегда те вопросы, которые предлагаются из одного центра власти, должны безусловно поддерживаться другим центром власти [парламентом]. И еще раз подчеркиваю: до завершения переговоров обсуждать внутриполитические вещи я не хочу. После того, как будет достигнут окончательный или промежуточный результат, я думаю, будем возвращаться к внутриполитическим вопросам. Они никуда не делись, а просто отсрочены.

"Война не продлится годами"

– Тогда к результатам. На каком этапе сейчас переговоры о мирном плане? Они затормозили?

– Я разговаривал с представителями нашей делегации в Женеве и знаю, что наиболее важные интересы Украины отстояли. На них согласились американские и европейские партнеры. Сейчас, я так понимаю, мирный процесс находится на той стадии, когда наработанный алгоритм и пункты, уже согласованные с партнерами, должны теперь быть согласованы Виткоффом в Москве. После этого будем иметь какую-то обратную связь и понимать, готова ли Москва или не готова в целом к миру.

Наши усилия и наша реакция на этот мирный план показали, что Украина всегда готова к миру. То, что мы ездили в Женеву, соглашались на какие-то не очень приятные для нас пункты, а другие отстаивали, свидетельствует, что Украина готова подписывать мирный план. Сейчас будет мяч на поле России и для нас будет это маркером.

Учитывая заявления Путина, Россия от своих максималистских целей по получению полного контроля над Луганской, Донецкой, Запорожской и Херсонской областями не отказалась. Они хотят, чтобы это было признано. Для нас это неприемлемо. И поэтому, я думаю, что произойдет более трезвый процесс переговоров, где будут согласовываться позиции, которые для Украины приемлемы, а какие нет. Де-факто, мы понимаем, что на сегодняшний день нет возможности отвоевать оккупированные территории. Поэтому мы должны признать, что эти территории наверняка на время останутся временно оккупированными.

– Но во всех этих мирных планах (что в европейском, что в американском) нет никаких гарантий безопасности для Украины. Может быть, кулуарно что-то обсуждается?

– Это один из самых дискуссионных вопросов. И мы уже видим заявления от американцев, что вы сначала подписываете мирный план, а потом мы будем вам подписывать гарантии безопасности. С одной стороны, мы должны получить (как неотъемлемую составляющую мирного плана или как отдельное приложение к нему) гарантии безопасности от наших партнеров. Причем, эти гарантии должны носить не декларативный, а юридически обязывающий характер. То есть если возникнет какая-то угроза, то на нее будет немедленная реакция: военная, экономическая, политическая. Но мы оперируем той информацией, которую получаем из СМИ. Проекта мирного плана из 28 пунктов, оригинала документа, я не видел.

– В сентябре вы заявляли, что война идет к завершению и, возможно, это произойдет уже к концу 2025 или в феврале 2026 года. Мол, это уже понятно. А почему это понятно? И не изменили ли вы свое мнение и свой политический прогноз?

– Свой политический прогноз и мнение я не изменил. Более того, то, что произошло: ультиматум и попытка быстро достичь какого-то результата, подтверждает, что я прав. Если уж такие действия происходят, то это свидетельствует о том, что наши американские партнеры хотят приложить максимум усилий, чтобы остановить войну. Я об этом говорил еще в сентябре, что как только состоится встреча президентов Украины и США, а затем Украины, США и наших европейских партнеров, то время завершения войны можно будет исчислять, наверное, неделями, а не месяцами. И я думаю, что все равно к этому все идет. Я остаюсь убежденным, что война идет к завершению. Возможно, это будет не так быстро, не в этом году (хотя я этого не исключаю, ведь у нас есть еще декабрь) или это будет в феврале, марте. Но это точно краткосрочная, а не долгосрочная перспектива. Война не будет точно продолжаться годами.