"Безжалостный и беспощадный" русский бунт не за горами: замком "Тройки" о выходе из Донбасса, прорыве фронта и "бусифицированных" "рексах"

Дипломатические шестеренки "машины" мирных переговоров, в последние недели работают на износ, щедро смазываясь встречами на самом высоком уровне в США и Европе, громкими заявлениями, сенсационными "сливами" в СМИ. Впрочем, по терминологии Трампа, для танго нужны двое, а РФ не так, чтобы очень проявляла чудеса миролюбия, продолжая угрожать силой. Но какие действительно военные возможности стоят за угрозами бумажного тигра, ведь дважды в месяц "брать" Купянск свидетельствует о том, что на самом деле у врага не все так блестяще, как докладывают Путину. Способна ли РФ прорвать фронт и почему Украина далеко не в тупике? На эти темы "Телеграф" пообщался с заместителем командира Третьего армейского корпуса Дмитрием Кухарчуком.

"Оперативные прорывы на фронте невозможны"

– Дмитрий, сейчас вся Украина живет так называемым мирным процессом переговоров. Но ведь мы понимаем, что дипломатия, в нашем случае, производна от состояния дел на фронте. Следовательно, прорыв фронта россиянами сейчас возможен? Ведь на что-то Путин рассчитывает, если не хочет останавливаться.

– Действительно, политика всегда является продолжением войны, а война является продолжением политики. И в данном случае армия дает дополнительные козыри дипломатам в переговорном процессе.

Если мы говорим об оперативных прорывах, учитывая весь наш технологический потенциал, то я в них не верю. Маленькие тактические прорывы, они, в принципе, были [и раньше], и здесь ничего нового нет. Но это не прорывы на оперативную глубину и они ничем серьезным нам не угрожают. Противник бросает абсолютно все свои ресурсы для того, чтобы в короткие сроки попытаться показать какой-нибудь результат. Но мы видим, что это не тот результат, который дает ему какие-нибудь дополнительные козыри.

Это нужно быть идиотом, чтобы формировать прорывы для удовлетворения переговорного процесса. Погодные условия тоже играют большую роль. Сейчас война изменила свой характер настолько, что, например, по направлению Третьего армейского корпуса оперативных прорывов быть не может. Противник постоянно пытается продвигаться вперед: на мотоциклах, технике, пешком. Это мясные штурмы, которые проходят 24 на 7. Но противник уничтожается.

– Каково вообще ваше отношение к переговорному процессу и всему происходящему вокруг него?

– Отталкивание от этих 28 пунктов для меня абсолютно недопустимо. Во-первых, этот документ явно писался не в США, а в Кремле и полностью отражает кремлевские нарративы, которые они изначально проталкивали. То есть "демилитаризация", "денацификация", отдать Путину Донецкую и Луганскую область, возвращение статуса для русского языка.

Если мы говорим о границах Донетчины и тот нарратив, который сегодня продвигается, для меня он абсолютно враждебен. Нет никакой гарантии, что, если отвести наши войска на границы Донецкой области, эти границы не станут новыми выходными рубежами для продвижения врага. Таких гарантий никто дать не может! Все говорят, что войска любых стран НАТО не будут воевать в Украине. А каким тогда образом должен проходить контроль, чтобы российские войска не перешли эти границы и не продолжили наступательные действия?

Демилитаризация? Но это едва ли не единственная гарантия, которая остается у нас. Западные партнеры не собираются за нас воевать. Единственные, кто за нас может воевать – это мы. Для этого нам нужна многочисленная и вооруженная армия, отвечающая тем рискам, которые сегодня представляет противник. А риски достаточно серьезные: кроме того, что сегодня происходит у нас на линии боевого столкновения, продолжается формирование Ленинградского военного округа. И это риск не только для нас, но и всего западного мира.

Денацификация. На первый взгляд, кажется, что денацификация связана с тем, что Путин в Украине раздул тему нацизма, оправдывая свои военные преступления. Отчасти это так, но правда гораздо глубже. Если копнем глубже в советскую идеологию (а Путин откровенно говорил, что хочет воспроизвести проект "СССР 2.0"), то проект СССР базировался на идеологических основах диалектического материализма. Первое, что сделали советские революционеры – уничтожили весь духовный слой, пытаясь заменить духовный знаменатель, знаменателем коммунистической партии. В 1991 году мы получили полностью бездуховное государство. Не было тех, кто должен передавать эту историческую преемственность. А духовность и есть определенный энергоресурс, сопровождающий историческую преемственность нации. Чем нация отличается от народа? Это кровно-духовное сообщество, и духовный знаменатель имеет большое значение. И Путин преследует цель не просто сделать так, чтобы не было людей, которые называют себя националистами (это просто дефиниции), ему важно, чтобы такого понятия как "украинская нация" в принципе не существовало, потому что это противоречит идеологии СССР. Потому переговорный процесс, очевидно, происходит в совершенно неправильном русле. За основу берется то, что противоречит интересам Украины.

– Вы сказали, что погодные условия влияют на характер боевых действий. Объясните, чего нам ждать зимой?

– Россияне любят зиму. Хотя зимой воевать труднее: быстрее замерзают системы БПЛА (наблюдение и поражение). Но ведь это касается обеих сторон. Зимой нет "зеленки", в которой можно прятаться. Поэтому продвижение зимой гораздо труднее с обеих сторон. Но это касается пеших боевых порядков. Что касается попыток механизированных штурмов, то, безусловно, зимняя почва этому способствует. Но опять же технологизация процесса [войны] несколько изменила эти особенности.

"В отдельные дни потери противника один к тридцати"

– К сожалению, мы сейчас вынуждены обсуждать возможность вывода войск из Донбасса. Объясните не с политической, а именно с военно-технической стороны, насколько вероятный выход из Донбасса упрощает россиянам возможности для оккупации уже большей части территории Украины?

– Очень упрощает. Донбасс – промышленный регион, построенный как система агломерации городов. За осью Константиновка – Дружковка – Краматорск – Славянск, идет уже не такая насыщенная система агломераций. Да, и мы и противник научились держать оборону и наступать в поле, лесополосах, сельской и урбанизированной местности. Но ведь не это главное. Вопросы в тыловой инфраструктуре. Чтобы могли проходить бои на линии столкновения, очень важна тыловая инфраструктура для расположения войск. И войскам [в случае выхода из Донбасса] просто негде будет базироваться, потому что дальше степь.

Это проблема, но я даже в теории не хотел бы ее рассматривать. Мы же предполагаем то, что по сути является преступным. Здравый смысл, логическое мышление говорят о том, что никаких гарантий нет. И здесь может быть вопрос: а что тогда делать? Некоторым людям кажется, что ситуация максимально патовая. Это не соответствует действительности. Гражданские же не любят анализировать противника.

Соотношение потерь противника, по сравнению с нашими потерями, составляет, в среднем, один к восьми. Это в среднем, потому что на некоторых участках фронта, где идет интенсивное наступление противника, соотношение потерь в отдельные дни бывает один к двенадцати, один к восемнадцати и даже доходит один к тридцати.

О чем это говорит? Что противник несет гораздо большие потери. Это, безусловно, сказывается на внутриполитической ситуации в России, хотя нам очень часто кажется, что там никаких проблем нет, мол, они все давно выстроили и все контролируют. Но это не соответствует действительности. В Украине открытое демократическое общество. Здесь можно писать и говорить что угодно и тебе за это ничего не будет. В России ситуация гораздо жестче. Там нельзя писать ничего, но ведь градус напряжения в российском обществе растет. И "безжалостный и беспощадный" русский бунт, который описан их классиками, по моему большому убеждению, не за горами.

Есть такое понятие как "черные лебеди". Я не говорю, что надо надеяться на чудо, хотя чудеса случаются. Кстати, скоро Рождество, поэтому, возможно, какое-нибудь чудо и случится. Но, кроме ожидания рождественского чуда, нужно учитывать факторы потерь: в нефтяной промышленности, человеческие потери, репутационные, потери в финансовом и бизнес-сегментах. Они улыбаются, говорят, что это их только укрепляет. Никаким образом это их не укрепляет. Россия вдруг готова к переговорному процессу. На словах готова, но и это свидетельствует о каких-то вещах. Если страна полностью уверена в своих силах, то почему бы им нас не дожать до конца? Потому что на самом деле они не уверены.

"В украинском плену лучше, чем в российской армии"

– Вы озвучили безумные цифры соотношения потерь. Что тогда мотивирует россиян идти вперед? Автоматы их командиров за спинами?

– Вопрос мотивации – это то, чем отличается ситуация в России и Украине. Мотивация и модель управления, как правило, строятся на трех вещах: любовь, уважение и страх. Отрицательная мотивация, безусловно, у россиян присутствует в виде "заградотрядов". Во-вторых, уголовное законодательство там ужесточилось. Если раньше, совершив какое-нибудь мелкое преступление вы получали условное наказание, то сейчас, вы в любом случае, заезжаете в тюрьму. А в тюрьмах создаются особые условия, в которых люди просто не "вывозят". Я не видел ни одного пленника, который бы не сказал, что у нас в плену лучше, чем в российской тюрьме или армии.

Но есть и другая составляющая. В Министерстве обороны России есть военно-политическое управление, возглавляемое генерал-майором Горемыкиным (Виктор Горемыкин – заместитель министра обороны РФ, находится под международными санкциями, — Ред. ). Это военно-политическое управление имеет в своей уставной деятельности несколько составляющих: мотивация русских войск и русского населения, демотивация украинских войск, украинского населения, оправдание военных преступлений РФ. Этому управлению подчинен ряд образовательных, информационных ресурсов: "Звезда", "Армия России", "Победа". И когда наступает следующий бюджетный период, министерства закладывают бюджет, создают программы, то они обязаны согласовывать свою деятельность с военно-политическим управлением ВС РФ.

В Украине же, в Минобороны нет ни одного человека, который отвечал бы за идеологию, мораль или мотивацию. У нас есть главное управление психологической поддержки персонала (ППП), которое, по моему убеждению, немного застряло в советских шаблонах. Да, Россия также использует советские шаблоны, но они в это вкладывают деньги. И свидетельством моих слов является то, что в российской армии до сих пор остаются контрактники. То есть люди, подпадающие под пропаганду и сознательно подписывающие контракт. И это несмотря на сумасшедший уровень потерь и негативную мотивацию.

Религиозные институты. Институт капелланства в РФ гораздо больше развит. Да, он за собой ничего не несет (РПЦ – ФСБшная структура), но она включена в процесс пропаганды. Когда должна проходить работа с мотивацией бойца? Как вы думаете?

– В процессе рекрутинга, мобилизации.

– И да, и нет. В начале рекрутинга, мобилизации, в учебном центре, подразделении, но прежде всего она должна начинаться еще в гражданской жизни. В гражданской жизни люди должны понимать, за что они должны идти воевать. Государство должно давать ответ на вопрос, за что человек должен идти воевать, за что он должен потерять здоровье или погибнуть. И у нас в этом направлении работа, к сожалению, не ведется.

Наши американские и британские партнеры в начале полномасштабного вторжения давали нам 14 дней, а дальше Украина должна была быть оккупирована. Они произвели расчеты с военно-научной точки зрения, но не учли фактор морально-психологического состояния украинцев. В начале полномасштабного вторжения украинцы восприняли это как национально-освободительную войну. Это очень важный фактор. Украинцы понимали, за что именно они воюют. Ситуации, возникающие с ТЦК, с "бусификацией"… Они бы не возникали, если бы украинцы понимали, куда они идут, почему, что их будет ожидать и за что они это делают. А сегодня многие этого не понимают.

– А как в Третьем армейском корпусе на этот вопрос отвечают?

– Клаузевиц (Карл фон Клаузевиц – прусский генерал, военный реформатор и военный теоретик, – Ред. ) определял моральное состояние бойца тремя основными факторами: это гордость за государство, гордость за подразделение и гордость за командира.

Гордость за подразделение – это когда человек попадая в подразделение, понимает, что он здесь будет обеспечен, одет, обут. Понимает что у подразделения есть боевой путь, и человек может этим подразделением гордиться.

Гордость за командира – это когда человек уверен в командире, понимает, что командир не будет давать глупых предписаний, а сделает все для того, чтобы минимизировать человеческие потери, выполняя боевые задания.

С гордостью за государство все гораздо сложнее. И это как раз то, чем занимается военно-политическое управление Минобороны РФ и чем у нас не занимается никто. И здесь нам приходится выполнять не свойственные нам функции стратегического уровня. В противоположность русскому аналогу мы создали свою Хорунжую школу. Она занимается работой с личным составом, объяснением смыслов.

"С людьми никто не работает и что-то от них ждут"

– Тогда логичный вопрос, что делать с мобилизацией, ведь ситуация тяжелая. Я общался с депутатами и некоторые говорят, что нужны более жесткие меры. А некоторые наоборот отмечают, что ждут предложений от военных, Генштаба, Минобороны .

– В украинском войске есть большой процент людей СЗЧ. Почему? Причины совершенно разные, но на эти причины, в том числе, влияет моральное состояние. Это связано, например, с отсутствием коммуникации с командованием. Есть подразделения из которых идут в СЗЧ, а есть подразделения, в которые идут в СЗЧ. Первый шаг, который можно было бы сделать, это от имени Минобороны дать людям возможность вернуться в строй, но чтобы люди имели право сами выбрать подразделение, в которое они хотят вернуться. А сейчас происходит усложнение возвращения. Недавно вышло распоряжение, которое не дает возможности возвращаться людям в какие-либо другие подразделения, кроме штурмовых.

К нам, например, в Третью штурмовую люди могут возвращаться из других воинских частей. Но кто-то не хочет возвращаться в штурмовую бригаду, а хочет пойти в механизированную. У нас в корпусе одна штурмовая бригада, а все остальные механизированные.

Второе – создание национальных программ. Как раз то, что мы делаем в Хорунжей школе. Но ведь это можно было бы масштабировать, чтобы объяснить людям, за какую Украину они должны воевать. На сегодняшний момент внутриполитические процессы (даже с учетом российского ИПСО) не являются фактором мотивации присоединиться к украинскому войску. А россияне, безусловно, используют каждый скандал, и это влияет на украинцев.

Мы стесняемся учиться у русских каким-то вещам, а они у нас всему учатся. Какие-то хорошие вещи есть у них: как они работают с людьми, как они объясняют. Да, у них смыслы отсутствуют, но они их умеют выворачивать и правильно показывать. Там над этим целые департаменты работают. У нас над этим никто не работает. Поэтому, безусловно, первое, что я бы сделал, на уровне Минобороны ввел орган, который бы отвечал за национальную идеологию.

– Но в чем проблема идеологии, по моему мнению. Патриоты в большинстве своем уже на фронте. Очевидно, есть в обществе и "ждуны". А между ними огромная прослойка людей, которые просто патриоты своего кошелька и комфортной, спокойной жизни. Как вы можете их мотивировать бороться за свою страну?

– Это же основное: с этими людьми никто не работает, но от них чего-то ждут. Но ведь вы не ожидаете от человека, который не учился в медицинском вузе, что он вдруг представит себя нейрохирургом и сделает операцию на головном мозге. Почему? Потому что для того, чтобы от человека что-то ожидать, нужно ему это "что-то" дать, научить. Как мы можем чего-нибудь ожидать от людей, с которыми совершенно не проводится работа?

Информационное пространство заполнено продуктом массовой культуры, не воспитывающим в людях желания защищать Украину. Можно пару украинских фильмов выпустить, пару передач на телемарафоне показать и поставить галочку. Но в подавляющем большинстве контент в украинском информационном пространстве не создает у украинцев желание защищать Украину и не дает ответа на вопрос, почему они должны это делать, пока кто-то ворует из бюджета миллиарды долларов. И для того, чтобы у людей были ответы на эти вопросы, надо с ними работать, объяснять.

К примеру, объяснять будущие перспективы того, что будет. Через призму истории это можно делать. Поверьте, многие не знают, что 100 лет назад состоялся Голодомор. А кто знает, не понимает причины, почему он состоялся.

И нужно быть честным и признать, что "совки" гораздо лучше работали с людьми. "Совки" ходили в села, на заводы, объясняли, что сейчас будет Советская Украина, будет все хорошо у людей, будет у них земля, они смогут работать, не будет господ. И многие клюнули на эту риторику. Потому что это работа с людьми. Она сложная, но людям нужно объяснять, что будет, если мы не будем защищать Украину. Что будет геноцид.

Некоторые украинские олигархи в 2014 году не считали, что Россия сможет отжать их бизнес и не были включены в процесс противодействия РФ. А потом поняли и включились.

Каждый человек эгоист по своей натуре и это нормально. Мы так рождены, главное не быть эгоцентристами. Я искренне уверен, что с людьми можно работать, у нас прекрасные люди. Около 80% тех, кто стал объектом, так называемой, "бусификации", через две недели уже смиряются со своей участью, а еще через два месяца многие из них становятся на поле боя "рексами", получающими высшие государственные награды.

"Мобилизация в РФ очень серьезна"

– По вашему мнению, сколько сама Россия способна продержаться без мобилизации "по-взрослому"?

– Стоп-стоп-стоп. А почему вы считаете, что там не происходит мобилизация "по-взрослому"? Происходит. Тот факт, что мы не видим этого в Интернете и не слышим скандалов с "бусификацией" по-русски, свидетельствует лишь о том, что у них [такие скандалы] уголовно наказуемы. А мобилизация в России, поверьте, происходит и очень серьезно.

– Третий армейский корпус и вообще коммьюнити выходцев из "Азова", все же, отличается от общего массива армии. Соответственно, на первых послевоенных выборах стоит ожидать азовцев в политике?

– По-моему, сейчас любые разговоры о выборах ведут нас абсолютно в неправильном направлении. Это большая проблема, которая началась еще в 2022 году, когда каждые три месяца нам говорили в СМИ о том, что скоро закончится война и наступят выборы. Для меня это удивительно. Даже у собаки Павлова условный рефлекс, как вырабатывается, так впоследствии и исчезает, если не происходят вещи, соответствующие ожиданиям собаки Павлова. И на примере опыта, что не проходят выборы и не заканчивается война, следует сосредоточиться на главном – обороноспособности Украины.

Поэтому о политике я бы не хотел. Но если мы говорим в теории… Кто должен заниматься политикой? Те, кто заслуживают и имеют моральное право на это. Те, кто имеют опыт управления в самые критические моменты. Да, безусловно, военные, имеющие этот опыт и имеющие моральный авторитет, должны заниматься политикой. Но я бы не хотел, чтобы эта моя фраза стала предметом для манипуляции.