Что случилось со спутником, стали ли украинцы меньше донатить и при чем здесь лягушки? Интервью с директором Фонда Притулы

Недавно Благотворительный фонд Сергея Притулы запустил новый сбор – на робототехнику – "WOGОНЬ ПОМОЩИ. Собираем отряд роботов!". Цель – 50 млн грн. Всего за время полномасштабного вторжения здесь собрали более 7 млрд грн.

Мы все знаем Сергея Притулу. А вот "Телеграф" поговорил с еще одним ключевым человеком – директором этого гиганта волонтерскогодвижения, Андреем Шуваловым. Конечно, спросили о спутнике, дронах и бронетехнике. А также о том, чьи дроны лучше, испытывает ли фонд недостаток донатов, зачем им включаться в строительство, о безумных отчетах и генерации идей.

Донатят даже дети

– Андрей, у вас на столе привлекают к себе внимание две лягушки-копилки Это донаты?

– Да. Нам один ребенок уже во второй раз передает их с накопленными монетами. Раньше дети откладывали х, чтобы купить машинку, телефон или еще что-нибудь. А сейчас — чтобы помочь бороться.

Историй, связанных с донатами, очень много. Недавно была печальная история: мать погибшего воина получила возмещение от государства и принесла эти средства нам, чтобы отомстить: "Хочу, чтобы они пошли на то, чтобы уничтожить как можно больше россиян".

Выехавшая из оккупации женщина привезла российские рубли, чтобы "у них там от этих рублей все аж разлеталось".

– "Непобедимы, когда объединены" – надпись на вашем сайте. А мы все еще объединены? Есть переутомление, возникает чувство, что все сборы не закроешь, а есть дети, семья, родители…

– Мы объединены уже 28 месяцев полномасштабного вторжения. Давайте будем откровенны: мы, как общество, до сих пор достаточно консолидированы, но не так, как это было в 2022 году. Усталость есть, и куча других факторов влияет. Однако держать единство для нас, как общества, является одной из главных задач.

По донатам не все так плохо. Мы не падаем меньше 100 миллионов гривен собранных средств в месяц. Количество транзакций колеблется от 150 до 200 тысяч в месяц. По количеству транзакций мы — самый большой фонд в Украине.

На самом деле, нам нужно похвалить людей. Они молодцы. Они за время войны научились вопреки всему донатить на постоянной основе — каждый день, неделю, месяц.

"Есть вещи, которые без нас сложно сделать"

– В соцсетях разгоняют мнение, что нужно донатить не крупным фондам, а конкретному подразделению, военному или волонтеру.

– Это правильно, и им нужно донатить, и большим фондам. Обычный пример. Военнослужащий потерявшей машину бригады собирает на авто. Ему нужны деньги: ребята подскочат в ближайший населенный пункт или город и купят себе эту машину быстро — завтра, послезавтра. Нужно ли им дать деньги? Да, надо.

Какие-то маленькие инициативы собирают на 5 или 10 "мавиков", например. Им нужно дать? Нужно. Мы им набросаем донатов на 5 "мавиков" , они сегодня соберут средства, завтра их купят, через пару дней привезут и отправят военным.

Мы как большая организация тоже это сделаем — в больших объемах и по лучшим ценам. Привезем не 5, а 100, 150, 500 "мавиков". Да, мы их купим дешевле. Но это займет некоторое время. И пока мы везем своих 150 "мавиков", кто-то уже передал пять. Это экосистема, синергия в волонтерском движении, которая должна быть и есть. Мы работаем на уровне бригада/батальон, небольшие фонды – на уровне рта/взвод. Кто-то помогает конкретному бойцу. Что из вышеперечисленного не нужно делать?

Есть вещи, которые без нас сложно сделать. К примеру, есть фонд Azov One, с которым мы сотрудничаем. Они вместе с тыловиками собрали на бронированную технику. Мы помогаем ее привезти, потому что здесь есть определенные сложности, а у нас есть опыт. Они самостоятельно, возможно, с этим не справились бы или потратили много времени. А вместе мы это сделали. Техника уже едет в Украину.

Есть вещи, которые военным сложно купить. К примеру, прибор ночного видения в Штатах. Мы, как фонд, можем собрать 100-150 заявок и привезти большую партию в 1000 штук.

"Если у нас есть возможность, мы делаем"

– Три самых важных, самых сложных проекта для вас сейчас?

– У нас четыре главных направления: милитарное, гуманитарное и два образовательных – это Центры готовности гражданских и работа с нашим партнером – военной школой "Боривитер". И в каждом проекте есть подпроекты.

Если взятьгуманитарное направление. Есть проект Safe&Smart – мы создаем и наполняем школьные укрытия, которые будут спасать жизнь детей. Или наш проект с военной школой "Боривитер", где мы учим военных управлять FPV. Если военный, которого мы научили и которому купили дрон, уничтожит хотя бы одного или несколько военных-россиян на нашей территории, это важный проект? Да, важный.

Или у нас есть проект "Игла+тепловизор". Мы совместно с инженерами КБ "Технари" из Одессы разработали крепеж на ПЗРК, позволяющий ночью ставить тепловизор и сбивать "Шахеды" или ракеты. Этот проект важен? Даже одно сбитие "отбивает" этот проект полностью. Стоимость тепловизора — 1300 долларов (сейчас боремся за ее уменьшение с производителем). Стоимость ракеты – миллионы. Чем больше мобильных огневых групп с тепловизорами, тем лучше для нас. Военные нам сейчас сбрасывают видео. Эта ракета летела в какое-то здание, склад, в инфраструктуру. Ее сбитие важно? На мой взгляд, очень.

Поэтому мне очень тяжело выделить самые важные проекты. Каждый важен в своем сегменте. Мы беремся за те проекты и направления, где уверены на 100%, что мы имеем экспертизу и понимаем, что делаем.

Если говорить о более объемных, то это БПЛА, бронетехника и FPV.

– Почему Фонд Притулы взялся за школьные укрытия?

– К нам вломилась большая страна-агрессор, которая уничтожает почти все, до чего может дотянуться. Государству не хватает ресурсов, чтобы все восстанавливать, закрывать все нужды. И мы просто подставляем плечо. Если у нас есть возможность, мы делаем.

Мы делаем укрытия комфортными для детей, дооборудуем их. Три строим с нуля. Один пилотный проект – на Киевщине, в Пуща-Водице — для учебно-реабилитационного центра, в котором живут и учатся дети с особыми образовательными потребностями, дети с инвалидностью, дети-сироты, дети, лишенные родительского общения и оказавшиеся в сложных жизненных обстоятельствах, ВПЛ из Донецкой, Запорожской области. Два – в Херсонской области. Они должны быть противорадиационными по новым нормам ДБН.

По подсчетам на ноябрь 2023 года стоимость постройки одного укрытия составляла примерно 16-22 миллиона гривен. Но на сегодняшний день все дорожает, особенно стоимость стройматериалов. Кто-то нам предлагает их небольшое количество бесплатно, кто делает скидки, но это все равно не помогает закрыть все потребности.

– Почему и как выбрали именно эти проекты и заведения?

– Это работа гуманитарного департамента. Мы не первый день сотрудничаем с Николаевской, Херсонской ОВА, их общинами.

"Нет ни одной страны в мире, где люди собрались и купили спутник своему войску"

– Пожалуй, любимый ваш вопрос – что со спутником?

– Он в распоряжении ГУР и работает. Когда у меня об этом спрашивают, я всегда говорю: мы должны этим гордиться. Нет ни одной страны в мире, где люди собрались и купили спутник своему войску, чтобы защищаться от врага, зашедшего на нашу территорию. И который хочет нас уничтожить. Я думаю, что об этом будут писать в книгах, это войдет в историю.

Когда мы начинали сбор на "Байрактары", наш турецкий партнер Baykar увидел, насколько украинцы сплотились, чтобы их приобрести, и подарил их нам. У нас остались средства, которые мы аккумулировали на "Байракторы". Мы пошли в Минобороны, передали призыв всех украинцев "Убивать больше захватчиков-россиян" и спросили, какая помощь в этом нужна. На что они ответили: "Давайте попробуем купить спутник".

Нам поставили задачу, мы ее выполнили и передали Народный спутник в полное управление ГУР. Даже за первый месяц использования он уже окупил себя – уничтоженной российской техникой, складами, живой силой россиян. Благодаря его работе единиц вражеской техники уничтожено — сотни. ГУР периодически об этом отчитывается.

– Каковы условия эксплуатации, и что будет дальше, когда война закончится?

– Народный спутник и доступ к созвездию спутников ICEYE находится в распоряжении ГУР. Доступ к базе снимков созвездия спутников не ограничен во времени. Единственное – есть техническое ограничение по количеству фотографий, которые наши исследователи могут взять.

Этот спутник – радарный. Его особенность – он делает качественные снимки в условиях плохой видимости. Его ГУР использует в сложных условиях – дождь, облачность, туман.

Сколько и как они будут его использовать – ГУР решит без нас. Мы как фонд покупаем и все передаем военным. Купили – передали.

"Моя команда может купить все"

– У вас большая команда?

– 114 человек. На сегодняшний день этого достаточно. У нас хорошо построены процессы, поэтому нагрузка нормальная.

– Сколько дронов прошло через ваш фонд?

– 16 тысяч 692 FPV-дроны. И эта цифра продолжает расти.

– Есть что-нибудь такое, что ваш фонд не может купить?

– Мне кажется, что моя команда может купить все. Им нужно только поставить четкую задачу, дать на это средства, и они привезут все, еще и выбьют лучшие цены. Это мы увидели на примере нашей бронированной техники – привезли более 150 единиц "брони", военные грузовики, приборы ночного видения ПВС-14.

– Сколько броневая техника живет на фронте?

– Это зависит от точки, где она работает. Главное, что я вижу: даже когда нам присылают фотки с поврежденной броней, пишут, что все живы. Сколько она прожила, это один вопрос. Главное, что она спасла человеческую жизнь.

– Заявки приходят от подразделений?

– Да. К нам должен зайти официальный запрос, потому что мы за эту передачу имущества отчитываемся. Мы отчитываемся, мне кажется, всем. Если с государством у нас есть понятный регламент и порядок отчетности, то в представлении людей нет стандарта, какой должна быть эта отчетность. Потому мы стараемся указывать максимум деталей. И мы, как фонд, стараемся отчитываться от начала до конца. В этот отчет должно входить все – за сколько купили, кому передали, фотоотчет, закрепленный чек покупки, квитанции. Отчет находится на сайте, в большой таблице, где это можно найти.

Отчитываемся с задержкой в месяц, чтобы не освещать ту или иную передачу, чтобы нельзя было контролировать поставки техники с другой стороны.

Люди и бизнес донатят 50 на 50

– Больше донатит бизнес?

– Каждый месяц по-разному. В апреле было 50/50. Бизнес у нас сознательный, они активно включаются в наши проекты, мы вместе их делаем. Бизнес отдельно хочется очень сильно поблагодарить за донаты.

Мы не берем ни копейки на деятельность Фонда, на зарплаты, канцелярию, все остальное из донатов на милитарное направление. Эти потребности нам отдельно закрывает бизнес, сознательно кладущий деньги на счет на операционную деятельность. Мы осознанно сделали это разграничение.

– Иностранные донатеры появляются? В начале войны многие отказывались давать средства на военные нужды. Видим, что на проект с тепловизорами "Игла" донатил американский фонд?

– Есть донаты из-за границы. Мы не обо всем можем говорить, но их география понятна — страны, открыто являющиеся нашими союзниками.

Американский фонд задонатил нам 1 млн долларов на тепловизоры, мы закупили более тысячи этих устройств и выделили это направление как проект.

– Когда фонд создавался, брали за основу зарубежную модель?

– Мало кто об этом знает, но по состоянию на 24 февраля 2022 года в нем было всего три человека. Это основатель, директор и бухгалтер. После начала полномасштабного вторжения Сергей призвал присоединиться к работе фонда. Приходили друзья друзей, звонили знакомым. Даже просто кто-то проходил мимо, видел "движение", помогал разгружать и оставался работать.

Времени выбрать какую-то модель работы не было. Когда на нас прут с Юга, Востока, Севера русские, никто бы не пришел и не рассказал, как все должно быть. Собственными силами что-то прорабатывали, оптимизировали процессы, готовили отчеты. Это просто работа изо дня в день. Фонд образца 2022 года и сейчас – это разные организации. Сегодня это сильный институт, в котором можно менять людей, и он продолжит работать.

– Почему и как вы пришли сюда работать?

– Когда началось полномасштабное вторжение, меня набрал Павел Петриченко – солдат 59-й бригады, который, к сожалению, погиб 14 апреля этого года в Донецкой области. "Мы делаем большой склад. Помоги организовать логистику, приемку товара, учет". Я приехал и начал работать на складе на Подоле, условно говоря, кладовщиком. Дальше предложили возглавить операционно-логистический отдел уже здесь, на ул. О. Гончара. Фонд большой, объемы велики. Одна из моих основных задач – чтобы все оперативно принималось, приводилось в порядок и быстро выезжало на передок. Скорость была очень важна. Анну Гвоздяр, тогдашнюю директор фонда, позвали работать на государство. Мне, как человеку, выросшему в фонде, предложили его возглавить. С 26 сентября 2023 г. я стал директором фонда.

"Наши разработки сегодня качественнее, чем у европейских производителей"

– У вас еще действует проект строительства жилья для ВПЛ.

- Нет наоборот. Мы строили жилье в Киевской области не чтобы люди перемещались, а чтобы остались на своем земельном участке. Там, где здание было разрушено русскими, ставили модульное жилье. Это наш проект NEST. Всего 46 домов.

Мы установили крайний из них. Сейчас думаем, где мы будем делать это дальше. Возможно, пойдем на север – Черниговская, Сумская область. Там россияне добивают города и села, которые могут достать. Так же и на юге. Мы рассматриваем это внутри фонда, решения еще нет.

– Как выбираете проекты и за которые не беретесь?

– Тратим время, изучаем процесс от начала до конца. К примеру, закупки FPV. Это была инициатива Сергея Стерненко. Наши ребята ездили месяца три на полигоны, смотрели на FPV, разбирали, собирали, изучали, чтобы понять на 100%, что они работают. Получили положительный фидбек от военных, что эти дроны используют, они нужны. Потому что мы не можем тратить деньги на то, что нам нравится. Мы должны быть уверены в 100%, что оно работает, и что это эффективно.

И так у нас с каждым проектом, где мы уверены на 100%, там будем работать. Завтра найдем что-нибудь эффективное, изучим, будем там. Или военные скажут: этот прибор работает, дайте нам, пожалуйста, их больше. Мы изучим, поймем, что работает, и будем его покупать, передавать войскам.

– Вы говорили, что закупаете много дронов в Украине.

– Большие разведывательные БПЛА – только в Украине. Гражданские – Mavic, Autel – за рубежом. Все, что можем, мы покупаем и будем покупать в Украине у местных производителей. Мы платим им деньги, они могут увеличивать мощности, платить людям зарплату, тратить их на разработки.

К примеру, у нас есть "Эйрлоджикс", производитель БПЛА "Гор" разведывательного типа. Мы начали с ними сотрудничество в начале 2023 года. Было ясно, что эта разработка будет работать. Мы закупили у них несколько изделий, тем самым предоставили возможность инвестировать в производство. Я недавно встречался с производителем. Они загружены контрактом на год, их дроны покупает государство. Для нас — идеально: мы вложили, помогли вначале. Государство подключилось, взяло себе на вооружение.

Мне кажется, что наши разработки сегодня более качественные, чем у европейских производителей. В зоне боевых действий все постоянно меняется. Наши разработчики быстрее получают фидбек от военных, быстрее вносят изменения по частотам, антеннам и т.д. Поэтому наши специалисты, наши производители FPV и БПЛА, по моему мнению, сейчас самые лучшие. Так же и средства РЭБ, которые мы активно изучаем – они быстро меняются.

– Как за время войны трансформировался проект по ремонту российской техники?

– Ремонт продолжается, но это уже не только ремонт, но и дооснащение оптикой, связью, камеры на них ставим, и элементы питания внутри, если дополнительно что-то нужно. Некоторые вообще перерабатываем в медэвак. К примеру, танки Т-62 можем переработать в бронированную машину, срезав башню, либо в медэвак. Стоимость новой единицы техники колоссальна, а эта отремонтированная броня спасает жизнь.

– Мобилизация вымывает кадры? Видела петицию за присвоение волонтерам статуса УБД.

– Этот статус должны иметь только участники боевых действий. Точка. У нас мобилизовано 22 человека. Двое руководителей – директор и руководитель милитарного направления – пошли работать на государство. Но это нормально, это не только наш вопрос.