Путин только разогрел свою военную машину. На его месте я бы не останавливалась, — Мария Берлинская

Известная украинская волонтер и основательница "Victory Drones" Мария Берлинская иногда способна ошеломить своими неутешительными оценками состояния дел на фронте. Впрочем, по словам самой волонтерки, в ее анализе нет никакого избыточного пессимизма, а только холодный расчет калькулирования войны.

Так что же происходит на фронте? Действительно ли мы сейчас находимся в тяжелейшей точке с весны 2022 года? Как изменит ситуацию разрешение Запада бить их ракетами по России и почему Путину нет никакого смысла останавливаться и, соответственно, идти на переговоры? На эти и другие вопросы Мария Берлинская ответила в интервью "Телеграфу".

Фронт сыпется

– Мария, начнем с ситуации на фронте. Сейчас многие военные аналитики и военнослужащие говорят о том, что все очень плохо и ситуация почти такая же критическая как весной 2022-го года. К примеру, Юрий Касьянов пишет, что уже к концу года россияне могут быть под Киевом. Какова ваша оценка?

– Давайте по пунктам. Я не на фронте, поэтому у меня нет морального права глубоко комментировать то, что там происходит. Несколько недель назад я была на Запорожском направлении, но я не нахожусь там постоянно. Данные я получаю преимущественно либо из открытых источников, например карта Deep State, либо от побратимов, воюющих посестер.

Что я вижу? Что действительно фронт сыпется. Но это очевидно всем из открытых источников. Что для меня очевидно: что ситуация не такая, как была весной 2022 года, а значительно хуже. Наверное, самый плохой момент за всю войну, которая лично для меня с 2014-го года. Почему? Потому что весной 2022 года у нас была совсем другая морально-психологическая ситуация в обществе. У нас был момент доверия, единства, взаимоподдержки, а сейчас он постепенно исчезает. Нельзя сказать, что он совсем исчез. Очень многие включены в помощь фронту, но очевидно, что ряд факторов привел к тому, что именно такого момента единения как был, уже нет.

– Каких именно?

– Это и определенные шаги нашего военно-политического руководства и работа российских ИПСО, также кейсы, очень деморализующие общество, где определенные чиновники получают инвалидность, у них находят килограммы кэша в матрасах, кто-то выезжает в "батальоны Монако"… Все эти факторы раскалывают общество и показывают, что нет справедливых условий для всех. Если сражаемся, то все. Если делим риски, весь народ. Огромный запрос общества на справедливость, поэтому я считаю, что ситуация даже хуже чем в 2022-м году.

Объективно россияне быстро продвигаюсь, фронт рушится. Армия России усилена Китаем, армией Северной Кореи, усилена военно-промышленным комплексом десятков стран мира: Ирана, Белоруссии и даже западные страны дают комплектующие для этой машины войны. Они [россияне] обладают чрезвычайным военным могуществом и способностью двигаться вперед. Поэтому сейчас очень важно как никогда иметь здравый, трезвый взгляд на ситуацию и максимально вкладываться в помощь фронту. Не отстраняйтесь от этого, потому что это вопрос жизни и безопасности всех украинцев и существования самого государства.

– И вот на фоне этого недавно была встреча военных блоггеров с Александром Сырским, и некоторые из блоггеров по результатам этой встречи начали говорить, что мы даже можем планировать контрнаступление. Это утопия?

– Я не владею секретными данными, документами. Мне, конечно, очень хотелось бы, чтобы так и было.

– Вы говорите, что главная наша проблема сейчас – отсутствие единства. Давайте объясним. Единство будет равно большему числу людей на фронте? Или это те самые "военные рельсы"?

– Знаете с чем было связано разочарование нас, ветеранов, где-то в 2016 году? С тем, что мы чувствовали себя в своей стране, на своей земле, ветеранами чуждой обществу войны. А после 2017 года все больше и больше. Здесь та же ситуация, просто гораздо большего масштаба. Одни включены и отдают последнее: жизнь, здоровье, лучшее время, работают нон-стоп, а другие просто живут свою обычную жизнь в свое удовольствие. Это и создает определенное недоверие в обществе. Так быть не может. Мой побратим, моя посестра, чей-то ребенок превращается во флаг в земле, а кто-то становится прокурором-инвалидом и уезжает за границу. Алексей Арестович рассказал о "двух-трех неделях" и кофе в Крыму, а теперь пьет кофе в Нью-Йорке, откуда я прилетела, когда началось полномасштабное вторжение.

Как это исправить? Справедливыми правилами игры для всех. Если я буду знать, что этот вызов мы разделяем все соразмерно: не только я работаю, вы служите, а он уезжает на курорт, а что мы меняемся. Какое-то время я служу, какое-то время вы, потом он. Это даст в обществе ответ на очень много вопросов и может восстановить то доверие, которое сейчас так резко теряется.

– А разве могло быть иначе? Революция Достоинства – миллион людей на Майдане еще несколько миллионов волонтерят, а в это время большинство людей ходят на работу, в кафе, пьют, едят. Полномасштабная война – миллион на фронте, несколько миллионов волонтерят, а большинство людей снова ходят на работу, едят, пьют… Почему вы ожидали, что это большинство, избравшее ОПЗЖ второй крупнейшей фракцией в парламенте, ну и голосовавшее за "Слугу народа", покажет общественный подъем?

– Я не знаю окончательно ответа на этот вопрос. Я могу точно сказать только одно – я верю своему народу. Я не считаю людей идиотами, безответственными, которые не способны сделать разумный выбор, не готовы нести ответственность. Да среди нас есть и самые плохие представители, но они объективно есть в каждом народе. Впрочем, мне кажется, это довольно невысокий процент. Вообще украинцы одни из самых теплых, сердечных, добрых людей, которых я встречала в мире. И максимально отважный народ. Народ, сдерживающий сейчас объединенный военно-промышленный комплекс стран "оси зла", одну из сильнейших армий мира. Народ, не боявшийся останавливать танки голыми руками, люди отдавали все ради своего племени. Нет большей любви, чем отдать жизнь свою за близких своих – когда-то две тысячи лет назад прозвучало. Поэтому у меня нет в общем-то претензий к своему народу.

Да, вы правы, и Медведчука выбирали, и других, но мне кажется, что мы взрослеем. Но взросление должно происходить с обеих сторон: каждый должен сбрасывать определенный инфантилизм, что где-то умные дяди, которым мы платим свои налоги, должны за нас обеспечить безопасность. Это правда. Это основа общественного договора, но не нужно рассчитывать только на это, никто не понесет наказание за то, что произошло в Мариуполе, Авдеевке, Бахмуте или Буче. Люди были особенно не готовы и рассчитывали, что их защитят. Поэтому это и должно быть с обеих сторон: с одной стороны каждый из нас должен повзрослеть, с другой стороны, это огромная ответственность военно-политического руководства — принять соответствующие действия, чтобы защитить своих людей. Не расслаблять людей сказочками о том, что это вот-вот закончится, все будет хорошо и границы 1991-го, а говорить реальные, честные, правдивые вещи.

Возможно, первый период, первый какой-то месяц стоило говорить более мягкие вещи, чтобы не было паники. Но уже давно пришло время сказать все как есть: фронт сыпется, мы сражаемся с одной из сильнейших армий мира, ядерным гигантом с объединенным ВПК, нас все меньше, помощи поступает мало, несвоевременно и часто она низкого качества. Из-за того, что оружие было с такими задержками, мы потеряли во многом лучших своих людей. Соответственно сейчас, чтобы устоять, нужно собраться, максимально готовиться, выстроить эшелонированную, укрепленную, фортифицированную линию обороны. Так как это было у тех же россиян на юге: в 10+ рядов на десятки километров. Развивать собственный ВПК, понимать, что нагрузки военной службы не могут быть на одних и тех же людях, которые тянут ее кто уже третий, а кто 11-й год. Максимально вкладываться в свою способность выжить как политическая нация. Это реально даже при таком масштабе вызовов. Это математически реально. Не потому, что мне так хочется, а потому, что я смотрю данные и просчитываю. Но для этого действительно необходимо включиться всем.

Украинские deep strike

– В своих предыдущих интервью вы часто отмечали то, что нам нужно делать deep strike (глубокие удары) по территории врага. Трудно с этим не согласиться. Сейчас имеем разрешение бить западным вооружением по "канонической" территории России . Это станет, как сейчас модно говорить, геймчейджером в этой войне?

– При том количестве ракет, которое нам дают, не станет. Что такое наши deep strike? Это ракеты для бедных. Они работали какое-то время войны, но сейчас все больше нужно deep strike, потому что каждая мера со временем предполагает контрмеру. Вы сейчас не видите успешных потоплений русского флота нашими морскими дронами. Почему? Потому что россияне выработали контрмеры. Было окно возможностей, мы в это окно возможностей запрыгнули и определенную возможность использовали. Так же и с deep strike. Условно говоря, если когда-то вам нужно было потратить десять deep strike, чтобы нанести ущерб на один миллиард долларов, то сейчас вам нужно использовать тысячу deep strike, чтобы нанести ущерб в 500 миллионов долларов. Я очень условно говорю. Сейчас необходимы комбинированные атаки. Кстати, враг это активно и применяет: летящие на Украину боевые дроны, в то же время летящие дроны-приманки и ракеты разных типов. Такие комбинированные атаки дают результат. Ракет от западных партнеров объективно мало. Надо значительно больше и при этом развивать собственную ракетную программу.

– У нас есть возможность делать комбинированные удары по территории врага?

– Мы производим комбинированные удары, но несоизмеримо меньше, чем враг. Нам нужно больше этого ресурса. Машину войны нужно разбивать там, где она зарождается. Она же зарождается на территории России, на сотнях и тысячах километров в глубину. И при желании их можно даже там доставать и сжигать, просто для этого необходима четкая позиция партнеров. Не мирить нас на условиях России, а действительно восстановить справедливость и международно признанные границы. Или, для начала, стоит говорить сейчас о границах 2022 года. Даже если нас постараются сажать за переговоры на российских условиях, мы должны сохранять свою субъектность и четкую позицию. При этом постоянно артикулировать, что мы и сами работаем над своими способностями. Если завтра нам не дадут вооружение, у нас есть план действий?

– Я не знаю…

– Я шла к вам и думала о том, что очень легко быть оптимистом, когда ты не владеешь данными и цифрами по войне и не знаешь, что у нас и что у врага. И очень трудно быть оптимистом, когда ты знаешь, что происходит. Поэтому я считаю настоящими оптимистами волонтеров и военных, которые зная реальную ситуацию, сохраняют боевой дух и работают, понимая, что может произойти.

Путину нет смысла останавливаться

– Ваша цитата: "Бежим эту технологическую гонку быстрее чем когда-либо, но медленнее, чем наш враг". На нашей же стороне технологическая мощь Запада. В чем враг нас опережает? В количестве, качестве?

– Если мы говорим о каком-нибудь hi-tech, то он сюда в основном не попадает. С некоторых систем наши партнеры снимают те технологии, которые они боятся, чтобы они не были затрофеены и получены врагом. А есть дешевые технологии, дающие огромный результат. Те же fpv-дроны, над которыми когда-то тоже смеялись, говорили, что они свадебные, туристические. Важно не то, как оно называется, а важно, чтобы оно работало на фронте. Большая часть беспилотников, которые привозят сюда западные партнеры и их производители, здесь не работают. Они не могут работать в условиях столь сильной радиоэлектронной борьбы и других факторов. Поэтому мы сейчас превратились в большой полигон, где десятки стран с обеих сторон тестируют свои технологии. Действительно, мы бежим эту гонку быстрее чем когда-либо в своей истории, но нельзя недооценивать врага.

У нас есть такой канал в Telegram, который ведут наши волонтеры, он называется "Разведка врага". И если вам интересно что у врага по технологиям, то зайдите туда. Там информация сотен российских каналов, где они рассказывают, как у них развивается отрасль. Развивается невероятно быстрыми темпами с помощью того же Китая.

К слову, не рекомендую использовать Telegram на том же устройстве, где у вас личная переписка. Это должно быть какое-то отдельное устройство.

– Соответственно и мы даем толчок врагу в контексте технологического развития? "Выращиваем" их в этой войне.

– Конечно. Каждая война дает толчок развитию новых направлений, прокачивает воюющие армии. Никогда обучение и полигоны не дадут того, что дает реальная война. Сейчас русская армия, безусловно, одна из сильнейших армий мира. Недавно в интервью Сергей Жадан меня спрашивал по поводу армий стран НАТО и я сказала совершенно искренне, что ни одна из армий стран НАТО, которые есть на Европейском континенте, один на один с Россией не устояла бы. Ни одна! Они бы проиграли России войну за реальные "две-три недели".

– Но ведь у НАТО есть авиация…

– Авиация действительно важна и у России есть возможность забрасывать нас теми же КАБами, уничтожать и зачищать поле для продвижения. Но не только авиация решает. Как показала практика, Россия прокачалась в плане роботизированных систем, радиоэлектронной борьбы, ударных беспилотников, deep strike, они сейчас усиливают свою ракетную программу. Я уверена, что условная Эстония, Латвия или даже Польша, которая сейчас сильно перевооружается, один на один с Россией не устояли бы.

– То есть останавливаться России смысла нет?

– На месте врага я бы не останавливалась. Когда начинаются эти бесконечные конференции на тему восстановления и того, каким будет видение Украины 2035 или 2050… Эти все пустые разговоры на каких линиях мы договоримся с Путиным. У меня вопрос: а с какой радости вы решили, что он вообще должен договариваться? Ну почему? Я бы на его месте не останавливалась. Он только разогрел свою военную машину, они научились жить под санкциями, договорились о партнерстве с рядом других стран тоталитарно-авторитарного типа, локализовали производство многих технологий, научились затягивать комплектующие даже под санкциями через прокси-союзников. Имеют теневой флот, продают нефть, ресурса человеческого предостаточно. Денежные средства для того, чтобы заманивать в армию или делать незаметную мобилизацию еще есть. Наемников со всего мира тоже привлекают средствами. Почему останавливаться? На каком основании? Потому что "что"?

Это тоже мышление такое, вот мы что-нибудь отдадим (условно Донецкую, Луганскую области или Крым) и они остановятся. Почему мы так думаем? Ибо нам так хочется думать? И вот откуда взялись тогда эти бесконечные конференции о восстановлении и как мы будем побеждать и как все будет замечательно через 15 лет…

– Ну, это модно, деньги под это можно освоить…

– Модно, но для того, чтобы было что-то через 15 лет, думать нужно про ближайший год. Хорошо иметь видение вперед, но сейчас нужно обеспечить фронт мавиками (речь о дронах Mavic, — Ред. ), а не вбрасывать деньги в дорогие конференции в дорогих отелях. Меня приглашают часто на такие конференции, я иногда захожу, смотрю стоимость и думаю, сколько это в мавиках.

Я предлагаю думать всегда о войне как о математике. Один человек погиб – для семьи это великая трагедия, для страны трагедия, но давайте посчитаем: не легче было дать на этот взвод мавики? 15 миллионов гривен (сумма, выплачиваемая семье за погибшего военного, — Ред. ) это сколько мавиков? Можно было бы купить, как минимум, 100 дронов и человек бы не потерял жизнь. Жизнь одного человека – плюс-минус 100 дронов. А если этого одного дрона не будет, то может погибнуть и 100 человек.

– Объективные причины, почему эти 15 миллионов не конвертируются в мавики?

– Да не дронов нам не хватает, а здравого смысла и разумных решений. Во-первых, свое изготовление дронов мы не наладили в 2000-х, как это начала делать Россия. Мы в эту тему устремились только после 2014-го, но при этом не помогали производителям со стороны государства, а давили их. После 2022 года это было значительно легче сделать, был определенный страх, соответственно, легче было объяснять почему нужно принимать это решение, но время было потеряно.

Своих мавиков у нас нет, а Министерство обороны до весны 2024 года вообще отказывалось покупать их. У меня была целая большая публичная дискуссия с предыдущим министром обороны Резниковым на эту тему. Я его убеждала это делать. Сейчас Министерство начало покупать, но все равно этого мало и нужно гораздо больше. Во многом ситуация была исправлена в момент, когда эту тему взяла на себя Минцифра с проектом "Армия дронов". Можно что угодно рассказывать о том, что там была какая-то коррупция… Может быть, я не буду здесь спорить, я не следователь, не прокурор и не видела документы. Если была, то однозначно нужно расследовать. Но в моменте, где Минобороны по состоянию на 2022 год спит и если бы какой-то государственный институт не взялся за это и не было бы быстрых закупок "Армии дронов", была бы просто катастрофа. Россияне уже давно стояли бы по Днепру.

Сейчас надо, чтобы вся государственная система думала об одном: что мы должны купить, чтобы сохранить человеку жизнь на фронте. Давайте мы сохраним тех, кто на фронте, включимся. Все! В первую очередь представители власти. Если мы не сохраним людей там, на фронте, то логика очень проста: нам придется или пойти самим туда или сдаваться. А сдаться это далеко не значит выжить. Если кто-то думает, что Россия придет, поставит свой флаг, всех помилует и не придется воевать… Вполне возможно, что придется воевать в оккупации уже на стороне России против условной Польши или Словакии. Если бы теоретически Украина упала, очень наивно считать, что Путин, получив такой плацдарм, с такими ресурсами, сотнями заводов, атомными станциями скажет: "Да нет, мне двигаться дальше не интересно". И наивно полагать, что ядерное оружие защитит Европу.

Почему Берлинская еще не министр

– О проекте "Армия дронов". Вам известно, что с ним будет дальше? В СМИ пишут, что у министра Федорова забрали финансирование и теперь проектом будет руководить человек Андрея Ермака.

– Во-первых, есть публичная коммуникация от Михаила Федорова, который сказал, что есть процессы, договоренности внутри команды, работаем вместе и есть какая-то общая позиция, единство и так далее. То есть публично это было прокоммуницировано без конфликта.

Относительно того, как дальше будет происходить этот проект, я не буду надувать экспертно щеки и делать вид, что я все это знаю.

– Лично вам предлагали присоединиться к Минобороны, Минцифры и курировать вопросы с дронами?

– Предлагали и неоднократно.

– Почему нет?

– Потому что я еще в здравом смысле. Во-первых, у меня объективно нет никаких политических амбиций. Я за всю жизнь не была ни в одной партии. Во-вторых, я в общем-то скептически отношусь к возможности что-то изменить внутри системы. Не потому, что это не нужно делать, а потому, что получая предложения быть, например, замминистра, я не понимаю будут ли у меня реальные полномочия. Я не хочу быть использована как витрина. Вот смотрите у нас здесь Мария Берлинская, она же ничего не воровала у нее нет связей с олигархами, тайных яхт… Человек имеет профессиональный трек и вся команда наша. Мы работали и создавали себе имя. Имя это то, что создается за годы, а теряется за секунды. Есть смысл этим рисковать, если ты действительно можешь что-то изменить и веришь, что у тебя будут полномочия, а не быть "свадебным генералом". Я эффективнее там, где я сейчас.

Паритет по дронам

– Есть ли у вас статистика каких дронов сейчас больше на фронте государственных или волонтерских?

– Безусловно государственных. Волонтерскими дронами ты не вытянешь войну такого масштаба. Может показаться, что волонтерских больше потому что постоянно есть сборы в соцсетях, но по состоянию на конец 2024 года государство покупает в значительных количествах, поверьте мне. Почему их не хватает? Потому что такова динамика войны. Нам нужно уже не миллион дронов, нам нужны миллионы и миллионы дронов.

Я когда-то приводила пример расчетов: один fpv-экипаж использует в среднем по пять дронов в день. В действительности бывает и больше. И необязательно, что в цель попадает каждый дрон. Иногда на танк нужно и 10 дронов. В стране допустим пять тысяч специалистов fpv. Не меньше. Только мы подготовили в "Victory drones" четыре тысячи. Пять тысяч специалистов умножить на пять дронов, выходит в день нужно 25 тысяч дронов. За десять дней 250 тысяч. За 40 дней – миллион. Ориентировочно за полтора месяца уже нужен миллион fpv. А это только fpv дроны. Нам еще нужны мавики, разведывательные самолеты, камикадзе и многое другое. Наземные роботизированные комплексы будут однозначно выходить все больше и больше на передний план. Я к тому, что государство однозначно сейчас покупает гораздо больше волонтеров всех вместе взятых, но государство пока не может удовлетворить столь большой запрос.

– А как насчет паритета в дронах между нами и врагом?

– Это как сравнивать яблоки и апельсины. Дроны это же не что-то одно монолитное. О каких дронах мы говорим?

– Например fpv.

– У россиян больше сейчас.

– Разведывательные?

– Смотря на какие дистанции. У них очень неплохо было с Zala, Supercam, Орланами. Сейчас мы немного их ослепили благодаря нашим fpv мастерам в воздухе. Но все равно они работают над масштабированием. Очень неплохо у них все с ударными дронами. Мы знаем сколько вреда принесли те же Ланцеты. Дроны на оптоволокне сейчас производятся ими все больше и больше. По состоянию на конец года мы отстаем. Есть у них продвижение в наземных роботизированных комплексах и подготовке личного состава. Если в начале вторжения они отставали по подготовке, то сейчас они наверстывают. Я говорю это не для того, чтобы кто-то паниковал и думал, что все пропало. Я говорю это к тому, что у нас есть время подготовиться. Я бы очень рекомендовала нашим читателям не полениться и поставить дома симулятор и летать на fpv дронах. Это полезно.

– А как насчет вашего проекта "Народный fpv"? Многие критиковали идею сбора дронов на кухне.

– Неважно, где дрон сделан: на кухне под Житомиром, на заводе в Китае или в Украине. Важно, что он протестирован и может качественно поразить врага. Если это соответствует этим параметрам, он имеет право и место на жизнь на фронте. Это не заменит промышленное производство, стандартизацию, унификацию.

– Общаясь с производителями дронов часто возникает такая тема, что нужно разрешить экспорт. В командовании беспилотных систем говорят, что не нужно это делать, ведь враг сможет покупать наши дроны и раскрывать технологические секреты. Каково ваше мнение?

– Вопрос комплексный. Нет ответа "да" или "нет". Некоторые производители на сегодня производят уже больше определенных типов систем, чем требует фронт. Что делать? Производитель может уехать за границу (у него есть клиенты, которые готовы купить там) и привезти домой валюту.

Но при этом должны быть очень серьезные условия этих контрактов: договоры о неразглашении, не передавать [технологии] недружественным странам. Кроме того, вопрос экспорта оружия – это не вопрос только коммерции. Это вопрос геополитики и дипломатии в том числе. Каким странам мы продаем, на каких условиях, что мы хотим? Здесь должна быть история не о том, что один изготовитель уехал и куда-то продал. Если вопрос проработать, вложить определяющим критерием государственный оборонный интерес, то открывать [экспорт], я считаю, можно и нужно. Это даст валюту, возможность производителям развиваться, сохранить рабочую силу и не утекать за границу. А ряд производств уже перешли за границу из соображений безопасности, регуляторки и многих других причин.

Мобилизация женщин и прокуроров

– Хочу поговорить о мобилизации. Если сейчас загуглить "Мария Берлинская", то первые 20 новостей будут о мобилизации женщин, Берлинская что-то сказала о мобилизации женщин. Как считаете, почему это ваше заявление так возмутило людей?

– В первую очередь потому, что многие медиа гонятся за хайпом и представляют это хайповыми заголовками. А хайповые заголовки вызывают (еще одно английское слово) – хейт. А потом начинается еще одно слово – кринж. Вот давайте сейчас с вами проведем эксперимент: а что Мария Берлинская реально сказала? Первоисточник посмотрим, а не то, что Мария Берлинская сказала, что нужно мобилизовать женщин и детей с пятого класса. Вот что я реально произнесла в этом интервью? Какая дословная цитата?

– Давайте посмотрим. "Нам надо выбирать, ведь мы хотим, чтобы наше племя выжило. Я не считаю, что жизнь мужчин стоит меньше, чем наша с тобой"…

– …"Или мы сохраним своих мужчин, или нам нужно будет мобилизовать женщин, или придется сдаться". Такова была цитата. Суть была в чем? Нам нужно сохранить мужчин. Я не говорила о том, что давайте бегом сейчас мобилизуем всех женщин. Я просто описала картину, какой она может быть. Есть разные сценарии. Есть сценарий сохранить мужчин и дать им оборудование, фортификации и все необходимое для того, чтобы удерживать это нашествие. Есть второй сценарий – мы не сохранили мужчин. Тогда нам придется либо домобилизовывать женщин или сдаваться. Если уже все мужчины мобилизованы, мы их не сохранили, ну значит придется другим взрослым людям выполнять свой конституционный долг. Это не значит, что я этого хочу. Я считаю, что это самый плохой сценарий, но он тоже реалистичен. А еще худший сценарий – это сдаться, когда и женщин и мужчин будут мобилизовывать или пытать, держать в оккупации. Вот что было сказано, если мы разберем эту цитату. Ее подали как то, что Мария Берлинская сказала завтра немедленно всех женщин и детей пятого класса [мобилизовать]. В этом же интервью я сказала, что детям следует готовиться: уроки робототехники, программирования. Потому что я не хочу, чтобы наши дети воевали.

Возможно, наше с вами интервью "Телеграфу" поможет критическому мышлению. Кстати, будет очень комично, если вы при этом поставите какой-нибудь очень хайповый заголовок…

– Я попрошу редакторов, чтобы не ставили…

– Обязательно (смеется, — Ред. ) очень-очень хайповый типа: "Мария Берлинская подтвердила что надо через три часа мобилизовать всех женщин"…

– О, а это мы на shorts вырежем…

– И простите, но что не так в цитате, что я не считаю жизнь мужчины дешевле жизни женщины? Я считаю, что это феминизм здорового человека. Если мы говорим о равных правах, то надо говорить о равных обязанностях и нельзя делать так, чтобы жизнь мальчика была менее ценной, чем жизнь девочки. Мы все хотим жить, и нам всем страшно. Поэтому давайте хранить мужчин и тогда не придется мобилизовать женщин. Для этого нам нужно всем вложиться.

– Еще одна ваша цитата: "Есть еще большой мобилизационный ресурс, в том числе, так называемых "неприкасаемых". Мужчины призывного возраста из политических элит, прокуроры "инвалиды", бывшие высокопоставленные силовики. Суммарно это несколько сотен тысяч людей привилегированного класса". Вы считаете, что они пойдут?

– А почему нет? Их жизнь ценнее? Как это работает? Имеют ли они больше права на жизнь, чем простые парни и девушки, у которых нет связей?

– Конечно, нет! Возможно, во мне говорит мой плохой опыт, но кого я знаю из прокуроров, они шли туда не для того, чтобы защищать закон, порядок, а чтобы хорошо пристроиться в жизни. А вы говорите, что это ресурс. Ну разве это ресурс?

– Во-первых, я не считаю, что их жизнь более ценна, чем жизнь любого другого человека. Во-вторых, я понимаю ваш скептицизм и то, что трудно поверить, что они пойдут воевать. Добровольно, наверное, не уйдут. Да и нельзя широкими мазками говорить "все они такие". Среди политических элит часть людей ушла, но это небольшой процент, это тоже правда. В-третьих, мы говорим о мобилизации не по каким-то кастам и кто кому друг с детства и у кого какие связи на верхушке социальной пирамиды. Если рискуем и выживаем, то рискуем и выживаем все. Это же честно. Это восстановит доверие в обществе. Мобилизация проваливается как раз из-за отсутствия доверия. Экс-прокурор, судья, правоохранитель, политик это такой же человек, он тоже должен получить повестку и пойти служить. Всё очень просто. Ты получишь право управлять своим народом, когда ты доказал это право своей собственной жизнью и тем, что ты готов рискнуть ради своего народа. Только так должны избираться люди в государственную систему. И в процессе этой войны и после. Хотя война это постоянный процесс и я не верю ни в какие "после войны". Война существует в видимых и невидимых доменах.

Неважно, хотят или не хотят некоторые представители так называемых элит служить. Важно, чтобы общество хотело, чтобы правила были прозрачными и честными для всех. Власть и наше военно-политическое руководство выйдет и честно, жестко, но реалистично скажет, что эти тоже будут служить, они прикосновенны. И друзья и кумовья и бывшие коллеги на хороших государственных пенсиях, и очень уважаемые судьи и очень важные прокуроры и чрезвычайно важные МСЭКовцы… Все будут ротационно служить и не где-то в тылу, а по-настоящему служить на фронте на передовой. Нагрузка в обществе будет распределена равномерно и доверие будет восстановлено. А доверие – самая важная валюта для нас. Это то, что может оплатить стойкость и победу.

План победы

– Вопрос для хайпового заголовка: план победы или план стойкости, как хотите, от Марии Берлинской.

– Кто я, чтобы рассказывать о планах победы? Я не верю в победу по состоянию на конец 2024 года в границах 1991 года. Я могу сказать вещи, которые нужно безотлагательно делать. Уж не знаю что хайпового вы здесь найдете…

Первое – очень важно делать укрепленные линии обороны. Людей на фронте становится все меньше, нам важно небольшим количеством людей содержать все большие территории. Это означает, что за спиной отступающей бригады должна быть эшелонированная, укрепленная в 25-30 километров линия обороны. Заминированная, фортифицированная, бетонированная, по высотам с огневым контролем. Чтобы сколько ни прорывалось это нашествие с северо-востока, чтобы все это разбивалось об очень серьезную оборону. Наше командование могло бы таким образом войти в историю. Трамп хочет построить стену с Мексикой, а мы можем фактически оградить себя и весь цивилизованный мир от "оси зла".

Второй вопрос – восстановление справедливости в обществе. Это история о том, что нет неприкосновенных, и мы служим все равномерно распределяя нагрузки и риски.

Третье – важно вкладываться в собственный военно-промышленный комплекс. Адвокация оружия, но при этом делать собственные ракеты, снаряды, дроны, пушки и многое другое. Очень важно выстраивать возможность себя защитить.

И постскриптум я бы сказала, что очень важно двигаться в концепции, которую я лично проповедую уже очень много лет – технологическая милитаризация общества. Это означает, что каждый в племени должен уметь применять и/или производить технологии для защиты себя и своего племени. Примитивные простые fpv-дроны моно сделать, например.

И цифровизировать весь оборонный ресурс. Весь! Мы должны воевать разумно, а для этого мы должны посмотреть цифры, сколько нам стоит каждый день войны. Оцифровать все и людей. Оцифровка оборонного ресурса позволит нам опираться при принятии решений на обширные данные. Даст возможность моделировать ситуации, считать. Война – это тоже бизнес-процесс. Если вы комбриг и у вас в управлении 3-5 тысяч человек и куча техники, то вы действительно CEO большой компании. В управлении у вас миллиарды гривен. Если вы израсходовали своих 100 человек и уничтожили тысячу врага, то вы заработали. Если наоборот – вы ушли в минус. Для того чтобы видеть, какие у нас "компании" прибыльные, кто из CEO успешен, а кто нет, нам важно видеть математику войны. Цифры никогда не врут.

Ну и держать бодрый дух. Это тоже важно.