История, хоть кино снимай. Как семья из Мариуполя спаслась от россиян, но борется с другими врагами

Бывшая жительница Мариуполя, 19-летняя Мария Вдовиченко — сейчас единственная, кто заботится о своей тяжелобольной маме и младшей сестре. Эта семья уже прошла через многие испытания — жизнь под обстрелами в родном городе, потерю квартиры, жесткую "фильтрацию" при эвакуации, переезды по Украине и за границей, смерть главы семьи, угрозы из-за открытия правды о преступлениях россиян.

"Телеграф" узнал, с какими ежедневными вызовами сталкиваются Вдовиченко и о чем мечтают.

Война неизбежна — мамины слова не воспринимали всерьез

До полномасштабного вторжения семья Марии была вполне обычной — родители Александр и Наталья работали, она с сестрой Нелли училась в школе. В свободное время вместе гуляли в городском парке или на берегу моря, посещали спектакли в Драмтеатре, рисовали и мастерили. Находила время девушка на волонтерство в храме св. Петра Могилы и овладение мастерством игры на бандуре.

— До войны у меня было все — квартира, папа, мама, которая могла ходить, занималась нашим воспитанием и обучением, прививала любовь к украинской культуре, — с грустью вспоминает Мария. — Она всегда была активна и подвижна, хотя и болеет полинейропатией давно. У нее были периоды обострения, когда прогнозы врачей были не оптимистичны, но совместными усилиями ее удалось реабилитировать и вернуть к нормальной жизни. Конечно, мы слышали разговоры о том, что Россия может напасть на Украину, больше всех этим была обеспокоена именно мама. Она следила за новостями и говорила, что война неизбежна, но и папа, и я не воспринимала ее слова серьезно. Мы никак не готовились, даже документы не подготовили. Единственное, что приобрели переноску для нашего кота Каспера, что нас потом выручило.

Взрывы, прозвучавшие рано утром 24 февраля 2022 года в Мариуполе, застали семью Вдовиченко врасплох. Как и многие другие горожан, они были растеряны и надеялись на скорый ответ ВСУ, поэтому сначала не думали о выезде из города. Но с каждым днем ситуация ухудшалась.

– В своей квартире в пятиэтажке в Приморском районе мы оставались до 2 марта, – продолжает рассказ девушка. — Было шесть утра, мы все делали вид, что спим, хотя сна не было, потому что постоянно с улицы доносились страшные звуки. Вдруг все вокруг задрожало, дом начал содрогаться, мы все подскочили и — в ванную. Не успели даже присесть, как раздался взрыв (в дом попал снаряд), полетели куски потолка, вырвало люстры, попадала мебель, перекосило дверь.

Я сильно ударилась головой, меня как оглушило. Сестра кричала и поползла в комнату за котом, который забился под диван. Обстрел продолжался, поэтому отец пытался привести нас в чувство. Он понимал, что нужно выбираться. Но мама от испуга не могла стать на ноги, мы волокли ее на себе в подвал в другом подъезде нашего дома. Это было крайне тяжело, на земле был лед, притрушенный стеклом и разными обломками, — вспоминает девушка.

Это был последний день, когда семья находилась в квартире, а уже 5 марта она выгорела при очередном обстреле. Еще несколько дней Мария с родителями и сестрой провела в подвале, прячась от постоянных обстрелов и добывая воду и еду.

Избиение и издевательство — "фильтрация" с роковыми последствиями

Продержались в Мариуполе Вдовиченко до 17 марта, когда поняли, что шансов на выживание без электроэнергии, отопления, продуктов и под огнем врага все меньше. Держали курс на подконтрольную Украине территорию. И если в обычной жизни дорога из Мариуполя в Запорожье занимала максимум 4 часа, то в военное время семья преодолела ее за несколько недель. Ведь враг устроил на дорогах блокпосты и фильтрационные лагеря.

— Хуже всего — это длительное ожидание. Мы два дня провели в многокилометровой колонне, растянувшейся от администрации в Мангуше (пригород Мариуполя. — Ред .) до Бердянского кольца, — вспоминает Мария. — Даже в туалет выйти из машины нельзя было, потому что это воспринималось днровцами как провокация. При этом вооруженные люди все время ходили между автомобилей, заглядывали внутрь. Вдобавок было холодно, а папа лишний раз не заводил машину, потому что переживал, что можеть закончиться горючее. Наша очередь подошла поздно вечером 4 апреля. На "фильтрацию" пошла только я и папа. Мама с Нелли остались в авто, потому что мама не могла двигаться, а сестре возраст позволил избежать этой процедуры.

Допрашивали нас с отцом по отдельности. Интересовались целью выезда, кто я такая, кто мои друзья, просмотрели документы, телефон (но пока мы ждали, все подозрительное удалили). Военные делали все, чтобы максимально дестабилизировать, отпускали замечания по поводу моей внешности, говорили непристойности, когда заставили снять верхнюю одежду в поисках татуировок. И когда уже все закончилось, меня вытолкали под смех и неуместные шутки.

Для отца же "фильтрация" прошла гораздо хуже. В его телефоне тоже не нашли ничего подозрительного. Зато днровцы прибегли к силе и издевательствам, чтобы заставить его признаться, что он какой-то агент. Угрожали отрезать уши, наносили удары руками и ногами, оружием бряцали, обещали с семьей что-то сделать. Но отец держался, отвечал спокойно и нейтрально. Лишь когда его сильно ударили сзади по голове, он потерял сознание. Пришел в себя на улице, и там его продолжили избивать. Перестали только, когда поняли, что ничего не могут получить, — вспоминает Мария.

Впереди Вдовиченко ждала заминированная дорога, с разбитой техникой, гражданскими авто и трупами на обочинах, и 27 блокпостов. На каждом вражеские солдаты снова допрашивали, осматривали, проверяли. Уже в Запорожье мама и отец девушки наконец-то смогли попасть в больницу. Как оказалось, последствия "фильтрации" были роковыми для главы семьи, у него было диагностировано повреждение зрительного нерва. Поэтому мужчина терял зрение. А у матери Марии из-за перенесенных ужасов вернулась болезнь, для развития которой решающую роль сыграло психологическое состояние.

Россияне пытались сделать вымышленным персонажем

В поисках места, где могла бы разместиться семья, а родители получить соответствующую медицинскую помощь, Вдовиченко оказались на западе Украины. Недолго прожили во Львове, затем поселились в Самборе.

– Все эти переезды были связаны с тем, что мы искали, где родители могут лечиться, – продолжает рассказ Мария. — В Запорожье и Днепре, куда нас направили, в больницах было много раненых гражданских и военных. Во Львовской области с этим было проще, но начались странные и малоприятные вещи. Мне поступали многочисленные звонки, СМС, сообщения в соцсетях, письма на электронку с оскорблениями и угрозами. Писали, что меня найдут, где бы я ни пряталась, уничтожат вместе с семьей и т.д. Все это произошло из-за того, что в медиа вышла одна из первых громких статей о нашей истории выживания в Мариуполе и эвакуации из него. В ответ российские СМИ брали какие-то кусочки из моего рассказа и подавали так, что это фейк, а я вообще вымышленный персонаж, созданный украинской пропагандой.

Страшнее всего, что весь этот спам поступал и с украинских номеров и аккаунтов. Я была шокирована, что даже взрослые люди находили время, чтобы травить ребенка. Мне на тот момент было 17 лет, мои родители болели, я не знала, где искать помощь и утешение, потому что сама была психологически травмирована. Я боялась и за себя, и за семью, и за людей, которые нас поддерживали, – добавляет Мария.

Впоследствии угрозы прекратились, а семья мариупольцев выехала за границу. Там ведь могли и прооперировать отца, и помочь маме восстановить функции организма.

— К сожалению, подготовка (отцу нужно было пройти комиссию для подтверждения диагноза, оформить документы) заняла много времени, — говорит Мария. — И то лечение, которое предоставили папе в Германии, не дало значительных результатов. После возвращения в Украину в феврале 2023 его не стало. Это было огромным ударом для всех нас, эту потерю мы переживаем до сих пор.

Тем временем у мамы добавился рассеянный склероз, ее состояние ухудшилось: начали отказывать все органы, возникли проблемы с дыханием и работой сердца. Она не могла нормально питаться. И прежде ее рацион состоял исключительно из диетических продуктов, но их нужно было измельчать, перетирать и кормить, потому что мама даже сама не способна была держать ложку.

Конечно, периодически я обращалась за помощью через соцсети, потому что мы остались только втроем. Писала, куда только можно и как-то наткнулась на ассистентку Олеси Бацман, редакция которой она возглавляет, посодействовала огласке нашей ситуации. И нам предложили заграничное лечение мамы, на пять месяцев бесплатно, конечно, что мы согласились, — говорит Мария.

Семейные мечты о блинах и обучении в универе

Сейчас Мария с мамой и сестрой находится в одной из скандинавских стран, которую не называет из соображений безопасности. Среди ежедневных задач девушек, младшей из которых всего 14, — забота о маме и решении бытовых вопросов.

— Вспоминаю, как до войны мама могла пешком пройти из Приморского района в Драмтеатр, — говорит Мария. — Это большое расстояние, а потом у нее были силы вернуться назад и погулять по побережью. Мы могли так хорошо проводить время все вместе. С начала полномасштабного вторжения мама не может ходить, сама себя обслуживать, у нее выпали волосы, время от времени она испытывает сильные боли, которые не снимаются даже медикаментозно. А мама еще молодая женщина, ей всего 45 лет. И я, и особенно Нелли, нуждаемся в мамочкиной заботе и внимании. Но сейчас она сама не может без нашей. Хотя мама очень хочет вернуться к нормальной жизни, проводить с нами время без ограничений. Она мечтает просто сама пойти на кухню и пожарить нам блины.

Девушка добавляет: кроме хейта, открытость принесла ее семье и встречу с мошенничеством. Некоторые недобродетели использовали их историю для сбора средств.

- Многие могут сказать: "Вот такая история, что-то такое невероятное, хоть фильмы снимай", — говорит Мария. — И при этом находятся люди, которые нас используют, наши документы для получения собственной выгоды. Ведь объявляют собрание, предварительно не пообщавшись со мной, не согласовав, не расспросив о реальных нуждах. Меня это возмущает. Если кто-то хочет проверить, как она жить такой жизнью, как у нас, с удовольствием отдам им все испытываемые сложности и отчаяние.

Следует понимать: полинейропатия и рассеянный склероз – не те болезни, которые можно вылечить раз и навсегда. Речь идет о поддерживающей терапии, уменьшении болевого синдрома. Поддержка фондов и социальные выплаты, предусмотренные для украинцев, не достаточны для оплаты каждого препарата, каждого визита в больницу или транспортировки. Плюс существует неизменная потребность в средствах гигиены. И порой это огромные суммы в тысячи евро, которые очень сложно нам покрыть, потому и вынуждена просить о дополнительной помощи.

При этом мы с сестрой продолжаем учиться, а я еще подрабатываю. Для нас это было важно, потому что это и социальная интеграция в другой стране, и в нашей семье есть правило, что мы должны развиваться, иметь хорошее образование. Нелли еще школьница, я изучаю компьютерные науки в местном колледже. Очень хотела поступить в Украину в КНУ им. Тараса Шевченко, но эти планы не осуществились. Однако я надеюсь, что со временем смогу их реализовать, с этим мне поможет опыт и знания языков — изучаю английский и испанский.

Очень трудно все совмещать, иногда хочется впасть в отчаяние. Однако когда вижу, что нужна своей семье, не могу этого сделать. Хочется верить, что все наладится — маме станет лучше, и мы вернемся в Украину. Жизнь за границей на постоянной основе я не представляю, это сложно и не только по финансовым причинам. Непросто это еще и психологически. Но мы не можем себе позволить сейчас еще один переезд, потому что это может навредить маме и забрать прогресс, который был. Так что пока, чтобы добиться всего хорошего в перспективе, мне нужно быть сильной сейчас, — констатирует девушка.

***

Поддержать Марию Вдовиченко и ее семью можно напрямую. Актуальные реквизиты: Paypal — [email protected], карточка monobank — 5375 4114 2342 7348.

Как сообщал Телеграф, медики констатируют, что война негативно влияет как на психологическое, так и физическое состояние украинцев. В частности, увеличился риск и процент вероятности заболеваний сердечно-сосудистой системы.