"Не все способны воевать", — нардеп от "Слуги народа" о силовой мобилизации, совке в армии и экономическом бронировании

По итогам прошлого года мажоритарщик от "Слуги народа" (из партии уже вышел, но остается в составе парламентской фракции) из Черновицкой области Георгий Мазурашу стал самым плодотворным народным избранником. Нардеп подал в Верховную Раду 215 законодательных инициатив, впрочем, получил самый низкий уровень поддержки своих законопроектов – 12%.

Несмотря на то, что Мазураш является членом комитета ВР по вопросам молодежи и спорта, значительная часть законопроектов нардепа касается темы мобилизации. Так, слуга народа занимался экономическим бронированием, освобождением от мобилизации волонтеров и спасателей, увеличением выплат военным и даже предлагал разрешить мужчинам выезжать из страны.

Что же так триггерит члена монобольшинства в действующей системе мобилизации и почему силовое принуждение к службе лишь вредит ВСУ? Эти вопросы "Телеграф" обсудил в интервью с Георгием Мазурашу.

Важное уточнение: редакция может не разделять позицию народного депутата. Некоторые отрывки интервью могут вызвать общественный резонанс, но мы сознательно оставили их, чтобы показать, кто сегодня принимает законы в Украине. Также мы обратились во фракцию "Слуга народа" за комментарием по отдельным высказываниям народного депутата Мазураша.

"Не все годятся для военной службы"

— Георгий, значительная часть ваших законопроектов касается усовершенствования системы мобилизации. Насколько я понимаю, эти законопроекты вызваны теми вопросами, с которыми к вам обращаются избиратели. Назовите эти основные болевые точки. Какие проблемы видите?

— Законопроекты, которые я направляю, базируются в подавляющем большинстве на предложениях, пожеланиях от моих избирателей… Точнее, наших с Владимиром Александровичем [избирателей], ведь я понимаю, что такая ситуация была в 2019 году, что без большого рейтинга Владимира Зеленского у нас бы не выбрали такое большое количество от "Слуги народа".

Когда началось полномасштабное вторжение, я чувствовал эти критические проблемы для нашей страны из-за такой мобилизационной политики. А где-то с лета 2022 года пошли обращения людей достаточно массово. Поэтому я стал предлагать законодательные изменения, которыми можно было бы снять эти лишние ненужные проблемы в обществе. И мы могли бы обойтись без этих проблем, если бы включили здравый смысл и перешли к формированию армии чисто на контрактной основе. Даже в военное время, мотивируя граждан вставать на защиту Отчизны. Люди же не с Луны свалились, они осознают угрозы и понимают, что нужно давать отпор агрессору. Просто то, что мы все это понимаем, никоим образом не делает автоматически кого-то способным реально воевать. Не все граждане годятся для военной службы в силу специфики их физических, психологических качеств.

Для всех очевидно, что нам нужно консолидировать усилия для того, чтобы достичь максимально возможной способности сопротивляться врагу. А это [достигается] не тогда, когда мы просто берем всех официально военнообязанных. Ведь что такое это официальное положение, когда загоняют на ВВК и через 15—20 минут пишут, что годен? Это достигается, когда на защиту Отечества мы привлекаем тех, кто реально способен выполнять боевые и другие задачи.

В Законе "Об обороне Украины" написано, что это комплекс мер! На этом я постоянно акцентирую: это и экономические, и другие меры. Поэтому нам нужно привлечь максимально возможное количество способных это делать людей для выполнения различных мер в рамках обороны Украины. Тем, что мы примерно с лета 2022 года перешли к такой позорной системе, когда лица в форме (военные и полицейские) угрозами и принуждением загоняют людей в армию, этим мы нанесли огромный комплексный ущерб самой армии.

— Почему?

— Потому что те люди, которых так загоняют, когда они доходят до военных подразделений, чаще всего пополняют статистику СОЧ (самовольное оставление части. — Ред.), дезертирства и других негативных явлений. Кроме того, такой мобилизационной политикой мы загнали большую часть экономически активных людей в тень. На первом этапе они просто увольнялись с работы, чтобы не быть под рукой у представителей ТЦК (потому что на официальной работе легче найти человека). Часть из них еще работала в тени, но когда это давление перенеслось на улицы, эту часть граждан мы заставили искать возможности бежать из страны. Те, кто не смог найти варианты уехать за пределы страны, просто прячутся дома. И от этого нам толку нет для обороны. Напротив, мы только теряем, потому что они не работают на экономику, откуда финансируется армия. И это мы сделали своими руками.

Я это связываю с тем, что у нас военное руководство, по-моему, совковое. Выглядит так, что они приверженцы рабовладельческой философии, системы. Они, наверное, представляют себя рабовладельцами: народ Украины – рабы, они должны делать то, что мы хотим. Но это так не работает. Не может быть так, что люди, которых другие граждане избрали для того, чтобы они управляли страной, относились как к рабам к этим избравшим их людям.

И подается это так, что иначе никак не может быть. Якобы мы иначе не можем защитить Отечество, кроме как загонять кого-то угрозами и принуждением в армию. Но это, очевидно, мешает и очень сильно вредит. Мы таким образом увеличили дефицит средств на содержание армии. В публичной плоскости называются цифры 500—700 миллиардов. Этот огромный дефицит мы создали своими руками, начав забирать людей из экономики, где они приносили пользу и работали.

Мы выгоняем людей за границу, мы создали кучу коррупционных схем на этом. Десятками тысяч долларов выражаются суммы за помощь бежавшим из родной страны. И эти схемы мы сами создали, ведь, когда создаешь барьеры, препятствия, запреты, люди начинают искать пути, как их обойти, а нечистые на руку дельцы на этом зарабатывают. Причем это не всегда жулики. Есть моменты, когда выезжают, очевидно, через схемы, ведущие куда-то наверх.

И для меня это очень больная тема. Я какое-то время пытался достучаться до коллег, и однажды один из них во фракционном чате отреагировал агрессивно. Потом я выхожу после заседания, а он рядом в кафе пьет кофе. Я говорю, так с улыбкой, потому что со всеми стараюсь добродушно общаться: "Что ты там на меня "наехал" в чате?" А он начал: "Вот ты против запрета выезда за границу, ты против силовой мобилизации, а ты что,, не понимаешь, что иначе никак, и если бы мы открыли границу, то все бы сбежали". Я спросил его, женат ли он? Он ответил, что да. Я говорю: "Жену закрываешь дома, чтобы не сбежала?" Он сказал, что больше не хочет со мной говорить.

Мобилизация как проект

— Тогда скажите, как иначе, если не силовая мобилизация? Контрактная армия, о которой вы говорите, это, конечно, хорошо, но в период войны? Добровольцы заканчиваются, и какой выход вы видите?

— Я понимаю, что некоторым удобнее апеллировать позицией "а иначе никак". И этой позиции придерживаются, к сожалению, многие коллеги по парламенту, даже по фракции. Но представим, что добровольцев уже нет. Включаем здравый смысл и анализируем. Когда я слушаю интервью представителя одной из бригад, он говорит, что вот к ним привезли из учебного центра 100 человек, из которых они выделили пять-шесть человек, с которыми можно работать. То есть 100 человек "бусифицировали", забрали их из экономики. Потратили на них время и ресурсы тех, кто этой "бусификацией" занимается. В учебном центре израсходовали на них ресурсы. Они стали военнослужащими, на них расходуется зарплата и обеспечение. А потом они отказываются выполнять задачи. Представитель военного подразделения упрекает: "А что ты сразу не сказал? Ты ведь уже здесь". А человек говорит, что он еще на улице это говорил, что не будет воевать, и в учебном центре говорил. Человек говорит открыто, потому что понимает, что не сможет этого делать. То есть от того, что мы хотим, чтобы человек это выполнял, он не сможет это выполнять.

Недавно я смотрел одного юриста, он называл цифру 78 800 дел по дезертирству, но он под дезертирством понимал и СОЧ. Представьте, какой масштаб проблем мы загоняем в армию.

А плюс те, кто отказывается. И как мне рассказывали ребята с востока, с которыми я общаюсь, отказываются еще и "правильно". Человек не говорит просто: "Я не хочу". Он говорит: "У меня проблемы со здоровьем". Приходит начальник медчасти, осматривает и говорит, что все нормально. А ему отвечают: "Вы говорите нормально, но я не могу. У меня болит здесь, здесь и здесь". Тогда должны брать машину, везти его в какой-нибудь ближайший областной центр, где есть комплексное обследование. Обследуют… И все нормально. А он говорит: "Вот вы говорите, что нормально, но у меня болит здесь, здесь и здесь. Я не могу". То есть он "правильно" отказывается. И затем после этого открывают расследование, потому что он отказывается не обоснованно, по мнению руководства подразделения. И начинают с ним работать уже в рамках расследования. До реального наказания доходит процентов 10. Как мне говорили, на одном офицере 67 дел таких "висит". И все эти проблемы мы притягиваем в армию сами!

— Ну и что же делать?

— Тех пять-шесть, с которыми можно работать, их нужно выявлять еще на этапе общения с ТЦК. Это их, в принципе, функция. Они должны качественно выявлять тех, кто реально потенциально может защищать Отечество с оружием в руках, и с ними работать.

Есть полигоны. Люди хотят иметь возможность на выходных выехать на полигон, что-то вспомнить, потому что кто-то когда-то служил. А потенциально из них кто-то может на добровольной основе подписать контракт на службу в армии.

А эту функцию они практически не выполняют, зато загоняют для количества. Они ведь там в армии "под козырек": "хорошо, будет сделано" такое-то количество! И он ходит, бегает, кого-то ловит…

Если у человека есть хоть какая-то капля намека на потенциальную способность [для службы в армии], он же иначе будет общаться. Он будет обсуждать: "А что? А где служить?" То есть какие-то перспективы обдумывать для себя.

Наши партнеры называют войну в Украине успешным проектом для них. Они ведь не теряют людей, а помогают Украине, и мы боремся против рашистов. Супер! Успешный проект. Так давайте и мы рассмотрим это как проект. Действовал бы какой-нибудь менеджер так? Забрасывал бы для количества просто кого-нибудь? Это все равно что мы хотим выиграть чемпионат Европы по футболу и просто для количества всех загоняем в сборную. Так не бывает. Мы ищем лучших, способных выполнять эти задачи. Это ведь очевидные вещи!

Как говорит наш президент: либо воюй, либо работай. Если вы не воюете, а работаете, это очень ценный вклад в экономику, бюджет и на содержание армии. Так оно и есть! Так и нужно поступать. А у нас действия противоположные: мы забираем в армию людей, неспособных служить и воевать, и бросаем их туда, где увеличивается потребность. То есть мы уменьшаем поступления в бюджет и увеличиваем потребность, потому что их нужно финансировать. И мы теперь кричим, что нам нужно еще 500 миллиардов. Что делать? А давайте увеличим налоги! О, супер!

— Но ведь очевидно, что и депутаты, и военное руководство всю эту проблематику и так понимают. Почему же тогда, по-вашему, мобилизация не менеджерится, как вы говорите и предлагаете? Может, потому, что все не так линейно?

— Это вопрос, которым я много раз задавался. На мой взгляд, невозможно найти адекватного человека, который это не понимает. Тогда выходит, что? Тогда выходит, что люди продолжают проводить мобилизацию таким образом, даже понимая, что это дает преимущественно негативные результаты. Значит, я делаю вывод, что, возможно, люди, которые влияют на эти решения, просто хотят, чтобы уменьшалась возможность нашей страны сопротивляться врагу. Чтобы мы быстрее дошли до того момента, когда мы не сможем сопротивляться и нас "голыми" руками смогут захватить. Так выглядит. Ну я другого объяснения не нахожу.

"Против переговоров могут быть только те, кто на передовой"

— Сейчас активно обсуждается тема изменения мобилизационного возраста, чтобы он составлял от 20 до 50 лет. Что вам известно? В парламенте это действительно рассматривается как механизм, который рано или поздно будет введен?

— После тех изменений, принятых в мае, к сожалению, появилась теоретическая возможность мобилизовывать с более раннего возраста. Вся страна знает об этой коллизии.

Если говорить о возрасте, то, по моему убеждению, призывая кого-то в армию, нужно ориентироваться не на возраст, а на физическую и моральную способность человека защищать Отечество. Я предлагал снять верхнюю [возрастную] границу для тех людей, которые на добровольной основе, при взаимном согласии с военным подразделением, готовы стать на защиту. Мне говорили, что этого делать нельзя, что есть, простите, старики, сидящие по штабам, им за 60 лет, и они с удовольствием воспользуются этим и будут дальше протирать штаны. Но я еще раз акцентирую: при взаимном согласии, когда военное подразделение берет на себя ответственность и говорит, что нам этот человек нужен. Но мы этого не сделали.

Но, если говорить о возрасте мобилизации 20—50, я не чувствую, чтобы это обсуждалось как потенциально реальное официальное решение. Где-то об этом говорят, и есть сторонники такого решения. Однако реально возраст мобилизации у нас с 18 лет просто для тех, кто готов служить на добровольной основе. Но опять же, если относиться к мобилизации как к проекту, то если у нас самая большая потребность в окопных и штурмовиках, а желающих меньше, то нам нужно здесь увеличивать мотивационную сторону.

— Увеличивать выплаты?

— Да. Ты можешь служить где-то в подразделении обеспечения в Центральной Украине и иметь, например, 22 тысячи гривен (плюс 30 тысяч), или можешь служить [на востоке] и иметь 200 тысяч. Я сам несколько раз предлагал защитить эти доплаты военным от инфляции. Зафиксировать, к примеру, в привязке к евро. 28 февраля 2022 года эти дополнительные выплаты (30 и 100 тысяч) были введены, значит, по состоянию на то время, каким был тогда курс, так и зафиксировать.

Я понимаю, что средств нет, поэтому предлагал надбавку отдавать государственными облигациями. Мы же говорим, что мы вечно должны тем, которые встали на защиту Отчизны. Окей, заберут они позже или их дети, внуки, потому что государственные облигации считаются наиболее защищенным видом вложений. Вот у нас в этом месяце, условно, 70% [денег] и не хватает средств. Можно договариваться: смотрим в глаза, честно, и военному говорим, что мы дадим вам 70% деньгами, а 30% облигациями. Вы заберете потом больше или ваши родственники заберут больше. Но нужно честно говорить с людьми, общаться. Если бы эти мои предложения приняли, то мы сейчас имели бы не 100 тысяч доплату, а где-то в районе 170 тысяч примерно.

— Тема переговоров в войне с РФ. Как относитесь к ней?

— Мы очень зависим от партнеров. Мы их все время благодарим, но они, по моему убеждению, могли бы сделать так, чтобы не было этого ужаса, чтобы не было войны вообще в 2014 году. Могли бы после 24 февраля 2022 года сделать так, чтобы это быстро закончилось. Почему они не делают? Это другая загадка. Ответ, возможно, когда-нибудь узнаем или наши дети, внуки. Здесь что-то непонятное для меня, какая-то геополитическая игра, где мы какая-то разменная монета или жертва, которую решили бросить на эту карту геополитических разборок.

В обществе очень велик процент людей, которые готовы к переговорам в разных форматах. Но я считаю, что быть против переговоров могут только те люди, которые сейчас служат на передовой или уже отслужили. Или же те, которsе пошли в ТЦК написали заявление: я такой-то такой гражданин Украины готов по собственному согласию пойти служить. Тогда человек имеет моральное право говорить, что он против переговоров.

Совершенно очевидно, что мы стремимся вернуть всю территорию, которая юридически принадлежит Украине. Это ясно. Хотя мы также должны понимать, что вся территория Кипра юридически принадлежит Кипру – независимой стране, которая входит в Евросоюз. И у этой страны в 1974—1975 году нынешняя страна НАТО (речь о Турции. — Ред.) забрала почти 40% территории. И до сих пор весь цивилизованный мир не может решить этот вопрос. Поэтому следует понимать, что это может затянуться. Это пример отношений между страной НАТО и страной Евросоюза. Куда же еще цивилизованнее? Но до сих пор не решили вопрос и почти 40% территории независимой суверенной страны Кипр контролируется фактически теми, кого признает только Турция.

Нам следует понимать, что война может затянуться. А если мы все погибнем… Это цель? Мы тогда сохраним Украину? Украина — это только территории? Или, может, Украина — это украинцы? По моему убеждению, в первую очередь, должен быть сохранен украинец. А территорию со временем вернем дипломатическим способом. И это можно сделать.

— В своих законопроектах вы неоднократно поднимали тему экономического бронирования. Какие сейчас настроения в Раде относительно этой темы? Экономическое бронирование будет принято?

— Я радуюсь тому, что эту тему уже обсуждают на уровне хотя бы кулуаров Верховной Рады. Это уже хорошо.

Я предлагал давать автоматически бронь, если гражданин работает официально и по результатам его работы в бюджет идет сумма, равная минимальной зарплате в Украине – восемь тысяч гривен. Если воспринимать это так, как я предлагаю, хватало бы официальной зарплаты в районе 16 тысяч гривен.

Рассматривают варианты платить в бюджет 20 тысяч, и более высокие суммы есть. Вот как раз это воспринимается, что война для бедных, потому что 20 тысяч налогов в бюджет — это огромная зарплата должна быть. И кого мы будем защищать, бронировать? Членов наблюдательных советов, получающих сотни тысяч?

Но когда это обсуждается, то я надеюсь, что в ближайшее время какой-нибудь законопроект, который профильный комитет поддержит, выйдет с возможностью быть проголосованным в первом чтении. И тогда уже можно будет бороться за снижение того порога, чтобы он был более реалистичен и доступен для граждан.